Евгений Костюченко - Спецназ обиды не прощает

— Не успеваю слово вставить, — сказал Зубов.

— Сейчас у вас будет возможность вставить слово, и не одно. Ну так как насчет любви к электричеству? Вот я, например, просто обожаю. Незаменимая вещь, особенно когда собеседник попадается молчаливый. Есть в этих вольтах и амперах что-то волшебное, от чего ухо становится чутким, а язык — подвижным.

— Зря теряете время, — сказал Зубов. — Меня что пытай, что не пытай, один хер не знаю я никакого адреса.

— Все так говорят поначалу, — ответил голос. — Тогда мы начнем с более простых вопросов. Например, на что вы тратите деньги? Квартирка-то пустая. Ни аппаратуры, ни обстановки приличной. Вы, наверно, не тратите деньги, а собираете? Не хотите похвастаться коллекцией? Ну, где сейф? Или вы держите деньги в чулке?

— Сказали бы сразу, что за бабками пришли, — сказал Зубов. — За унитазом коробка из-под стирального порошка.

— Там мало, — сказал второй голос. — Две тысячи любой старушка дома держит, где остальной деньги?

— Остальной в банке, — сказал Зубов.

— Вот-вот, — сказал первый, — вот мы и подошли к самому интересному. Обожаю кредитные карточки. Но только позвольте вам не поверить. Деньги лежат где-то рядом, я просто чую их запах.

Пока первый говорил, второй успел связать Зубову ноги и снять с него туфли и носки. Холодные концы оголенных проводов воткнулись между пальцами ног.

«Надо было соглашаться и ехать с ребятами», — подумал Зубов. «А этим уродам теперь все равно. Адрес не адрес, а если деньги ищут, значит, убьют».

Он почти не слышал, что ему говорили. Все заглушала ненависть. Они перехитрили его, они могут убить его, но им не удастся его сломать. Ничего вы, суки, не узнаете.

Маузер и сам умел пытать, и это умение ему приходилось использовать в Афганистане. И почти всегда безрезультатно. Если и удавалось духа расколоть, то все равно ему нельзя было верить. Чаще всего информация оказывалась бесполезной. Выданные тайники были уже пусты, и на тайных тропах никто не появлялся. И опытные командиры просто старались не брать пленных, чтобы не тратить время зря.

Вот ведь как получилось — сам теперь пленный. Самого пытать будут. Что же, духи нас тоже чему-то научили, не только мы их… Сейчас он представлял, что последует за этими вопросами. Ему будет больно. Очень больно. Но эти уроды просто не знали, что любую боль можно перетерпеть, а вот ненависть не перетерпишь, и она будет полыхать все ярче, и жечь его изнутри сильнее, чем ваше сраное электричество.

Затрещал телефон.

— Да. Да нет, девушка, вы не ошиблись, это квартира гражданина Зубова. Вы ему, извините, кем будете? А может, вы знаете телефоны его родственников? Я врач «скорой помощи». Зачем вам моя фамилия? Ну, Азимов моя фамилия. С кем бы связаться? Тяжелый случай. Ну хорошо, приезжайте. Далеко вы живете? Ну, хорошо, полчаса мы можем подождать.

Он вспомнил, что на набережной стояла старенькая «волга» скорой помощи. Машина-невидимка. А еще он вспомнил, что обидел сегодня Марину, вот она и позвонила, чтобы в очередной раз выяснить отношения. Ох и зря…

— Как приятно иметь такую надежную женщину, — сказал голос. — Господин Зубов, а ведь эта дура вас, наверно, любит. Летит сюда на крыльях любви. Беспокоится о вашем здоровье. Вполне обоснованно, между нами говоря. Вы, я вижу, как раз совершенно о нем не беспокоитесь. Итак, повторяю вопрос. Какой адрес называл Клейн?

— Пошел ты в жопу.

— Ну что, техника готова? Поехали.

Первый разряд заставил его тело выгнуться дугой. Боль прошла, оставив невыносимое жжение в паху. Журчала моча, растекаясь под животом и бедрами.

— А теперь послушайте второй вопрос. Вопрос очень простой. Где деньги?

— Нет у меня никаких…

Второй разряд был длиннее, и Зубова тряхнуло так, что он пару раз врезался носом в ковер. Ковер под щекой намок от слез. Он попытался отползти на сухое место, но пинок вернул его обратно.

— Позвольте вам не поверить. Повторяю вопрос. Где деньги?

— Нет у меня…

От боли он зажмурился и закричал, катаясь по полу. Когда глаза открылись, его испугала чернота. Он не сразу сообразил, что погас свет.

Захватчики, переругиваясь, возились в коридоре, щелкали предохранителем, но свет не загорался.

— Ты, падла, короче, слюшай, свэт как делать?

Зубов засмеялся. Он задыхался от смеха и слез.

— Это истерика, — сказал голос. — Салим, принеси воды.

— Какой воды? Гдэ воды?

— На кухне возьми.

На кухне зашумел кран, что-то падало и разбивалось, но вот, наконец, Зубова усадили на полу и поднесли к губам стакан. Он, смеясь, мотнул головой, и стакан упал. От звонкого удара в ухо Зубов завалился на бок, и его снова усадили.

— Может, хватит в партизанку играть? — сказал голос раздраженно. — Давайте быстренько починим наше любимое электричество, а то ведь придется дамочку в темноте расспрашивать. Салиму все равно, конечно, но нам-то с вами интересно поглядеть.

— Я за фонариком пошел, — сказал второй.

— Только моментом, понял?

— Не надо, — сказал Зубов. — Слушайте… Адреса Клейн не называл, потому что я сразу отказался. Забирайте бабки. Только уходите сразу. Можете меня прямо здесь и замочить после этого, мне все равно. Только уходите.

— Замочим, обязательно замочим, — сказал голос. — Но только если денег окажется слишком мало. Ну что, где сейф?

— В коридоре, — сказал Зубов. — Под ковриком. Поднимаете линолеум, там дверца. Сбоку кнопки. Магнитная блокировка. Надо свет включить…

— Минутку, — сказал голос в темноте. — Невозможно работать в такой обстановке. Как бы нам пробки починить?

— Это не пробки, — сказал Зубов. — На черной лестнице в щитке провода отошли. Пошевелить надо.

— Салим, сходи, пошевели.

— Сам пускай шевелит.

Они сняли с него наручники, и тут же их надели, но теперь его руки были скованы спереди. Прежде чем развязать ему ноги, Салим сказал:

— Короче, падла, не дергайся. Убегать будешь, хуже будет. Твой баба сюда едет. Будешь дергаться, увидишь, какой вещь я с ней делать буду. Совсем плохой вещь, слюшай.

Зубов, шатаясь, побрел к выходу. Мокрые брюки мерзко липли к коленям. Салим шагал рядом, одной рукой держа его за воротник, а другой упирая ствол под ребра.

На площадке горела тусклая лампочка. Они спустились по лестнице, и Зубов открыл щиток.

— Салим, сам посмотри, что там? — раздался голос на лестнице.

— Ничего. Проволока.

Зубов осторожно пошевелил один проводок, второй.

— Ну что, горит? — спросил он.

— Нет.

— А сейчас?

— Да нет же, нет!

Он соединил ладони и запустил их поглубже между проводами, с остановившимся дыханием глядя, как звенья наручников приближаются к закопченным контактам. Пальцы нащупали округлую рукоятку нагана. Осечки не будет.