Душан Калич - Вкус пепла

— Вам этого не понять, — сказал он, заметив, что она продолжает молча смотреть на него. Женщина подошла и взяла у него ведро.

— Я думаю, я вас понимаю, — ответила она рассеянно, не переставая вглядываться в его лицо, на котором постепенно угасала улыбка, — Я действительно вас понимаю… — добавила она и замолчала. Она не находила нужных слов, чтобы выразить свою мысль. А ей хотелось куда большего — ей хотелось во что бы то ни стало удержать эту улыбку на его лице. Она напряглась, чтобы собраться с силами и найти путь в глубины его души, где накопилось столько печали и горечи. Хотя это желание не было достаточно ясно ей самой, тем не менее, лихорадочно перебирая в уме, что же предпринять, она уже ощущала, что делает это не из страха. Она чувствовала, как в собственной душе поднимается давно подавляемое волнение. «Набросится на меня», — думала она вначале, зная, что пленные изголодались не только по хлебу. Теперь эта мысль становилась все отчетливее и превращалась в желание, чтобы он это сделал — взял и отвел ее в темный угол хлева, где лежало сено.

Саша тоже разглядывал ее, и глаза его, казалось, говорили о многом и выдавали его мысли о том же самом.

Время шло. Коровы мычали, обеспокоенные тишиной и присутствием людей, а он все стоял как пень и смотрел на нее, в нерешительности раздумывая, подойти ли совсем близко к ней или отойти в сторону. Одни чувства тянули его к ней, другие же отталкивали от нее, вырастая из давно терзавших его сомнений: он разрывался между подступавшим желанием и страхом, что может открыться немощь его иссушенного корня, в котором уже никогда не воскреснут соки жизни.

Когда он снова улыбнулся, это была улыбка укоризны самому себе: «Что же ты мучаешь и себя и ее?!» Видя, как она напрасно поднимается на цыпочки, чтобы приблизиться к нему, он чуть отклонился в сторону — так начиналось бегство от искушения. Забыв про желание принести товарищам кринку молока, он отпрянул и опрокинул табурет.

Женщина пришла в себя, с изумлением посмотрела на него и шепотом сказала: — Вы уходите?

На его сжатых губах появилась чуть заметная улыбка. Оп словно бы что-то сказал ей, только она не слышала. Где-то поблизости раздался выстрел, она взвизгнула, потянулась к нему и, споткнувшись о ведро, упала, раскинув руки. Подняв голову, увидела настежь распахнутые двери хлева и услышала мычание испуганных коров.

Фреди Хольцман глухо стонал. Он лежал навзничь на лугу, буйно поросшем клевером. Земля под ним была теплой. Она отдавала запахами весны и свежей крови, струившейся из раны на его груди. Хотя он ощущал лишь тупую боль, возникавшую временами и усиливавшуюся, как только он пытался поглубже вздохнуть, он понимал, что ранен тяжело и умирает. Он смотрел в небо, но даже не подумал помолиться. С молитвами он навсегда покончил еще на сеновале. Так, он молил всевышнего, Иисуса и деву Марию, чтобы те как-нибудь зачаровали того страшного человека и уберегли его, Фреди, от встречи с ним. Он исступленно целовал золотой крестик, висевший на цепочке вместе с солдатским медальоном; он помолился, когда решил бежать из сарая. И чудо свершилось! Все было так, словно бог услышал его молитвы. Женская красота околдовала того человека: он не заметил, что кто-то прячется на сеновале. Когда Фреди показалось, что в глазах человека вспыхнуло разбуженное желание, он незаметно выбрался на задний двор и побежал через поле. А затем случилось страшное. Неожиданно что-то сильно ударило его в грудь. Он остановился, откинув голову, словно налетел на невидимую стену. Лишь через мгновение по полю разнесся звук выстрела, и он с воздетыми руками полетел высоко, высоко… Где-то там, в голубой выси, он вдруг начал проваливаться в глубокий мрак и постепенно потерял ощущение бытия. Открыв глаза, увидел, что снова находится на земле. Запах крови и боль убедили его, что бог не слишком милостив к нему и что он умирает, подстреленный, словно птица.

Над ним кто-то наклонился и загородил небо. Точно в тумане, Фреди различил лицо; оно напоминало ему того человека, от которого он бежал. Он протер глаза и попытался получше его разглядеть, а тот все ниже наклонялся к нему, словно хотел ему показать себя. Наконец черты его лица стали совсем отчетливыми. Был он похож на того, перед которым он обомлел от страха, сидя на сеновале, и все-таки почему-то казался менее страшным. Фреди даже почудилось, что этот смотрит на него с сочувствием, словно узнал в нем старого знакомого. Большие печальные глаза приглашали заговорить с ним, сказать, что и он, Фреди, сочувствовал, когда того вели к доктору Краусу, и помнит его лицо.

— Меня зовут Фреди… Фреди Хольцман… — заговорил он срывающимся голосом, захлебываясь кровью. — За что вы меня? — добавил он с усилием, продолжая смотреть в лицо над собой. Ему показалось, что тот ответил. Он видел, как тот открывает рот и слегка покачивает головой, но не слышал голоса. Эта глухота и кровь, струившаяся изо рта, совсем его парализовали. Он подумал, что настал последний миг, и снова устремился к небесным высям, где только что парил, глухой к земным голосам. Его смущало лишь то, что он все еще видел лицо этого человека, оно оставалось перед ним, и человек что-то рассказывал ему, чего Фреди не слышал и не понимал, пока по жестикуляции не догадался, что тот рассказывает о себе. Он ткнул пальцем в Хольцмана, словно говоря, что узнал его. Затем торопливо расстегнул пуговицы на куртке, обнажая грудь, и наклонился. Клеймо, которое увидел Фреди, ничуть его не удивило. С самого начала он знал, кто стоит над ним, знал, что это он стрелял в него, лишь выражение его глаз несколько смущало. Поэтому он собрал силы, чтобы ответить: — Я… Я только писал шифр, но… не знаю… — он замолчал, пораженный тем, что слышал свой голос совсем отчетливо, и снова посмотрел на рот склонившегося к нему человека. Ждал, что и тот заговорит. Он хотел знать, действительно ли жизнь возвращается к нему.

Вместо голоса он услышал шуршание травы и потрескивание сухих стебельков под чьими-то ногами. Кто-то, запыхавшись, подбежал к ним и остановился у него над головой. Он не мог его видеть, однако хорошо слышал голос. Язык был ему непонятен. Затем он понял: говорят по-русски. По выражению лица, нависавшего над ним, он догадался, что оба хорошо понимали друг друга и что человек, стрелявший в него, немой.

Побледневший, возбужденный неожиданным выстрелом, Саша еще больше забеспокоился, когда вдалеке, посреди поляны, увидел Анджело. Опасаясь самого худшего, прежде всего спросил:

— Что с остальными? Кто стрелял? — И лишь после того, как Анджело каким-то образом все ему объяснил, он посмотрел на Фреди, но не мог сразу вспомнить его лица. Заметив, что эсэсовец еще жив, он взвел курок и направил дуло ему в голову. — Почему не прикончил эту скотину?! — спросил ледяным голосом, и в глазах его сверкнула ненависть.