Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм

Легкой, молодой походкой доктор спустился с лестницы со своим саквояжем.

— Где вы живете? Далеко отсюда?

— Нет, недалеко. Это в Лангехусете, у Ханса Йоргенса. Там много бездомных. Доктор всех их, конечно, не может знать.

— Подождите минуточку, я выведу машину.

Доктор быстро направился к гаражу. Ему показалось, что он знает человека, который пришел за ним, но он не мог вспомнить, как его зовут.

У гаража стоял еще один человек. В руках у него был автомат. Первый тоже вынул оружие, они выстрелили одновременно, доктор согнулся и, перевернувшись, упал на дорожный асфальт. Под ним растекалась лужа крови. Оба злоумышленника, едва взглянув на него, пошли к стоявшей за углом машине.

Экономка позже описала одного из них. Его можно легко узнать. Парень лет двадцати, со сломанным носом.

Такие убийства называли клиринговыми. Это была явная месть за Эгона Чарльза Ольсена, которого неизвестные преступники застрелили в историческом кабачке.

В округу приехал новый врач. Он лечил язву желудка Нильсу Мадсену, давал успокаивающие пилюли его супруге. Но разве есть лекарства от печалей и огорчений?

— И разве я не говорил, — жаловался Нильс, — что Гарри дрянной человек. Но нас это не касается, нас в это дело замешать не могут.

На карте военных действий Мадсена карандашные полукружия повернулись в другую сторону. Восточного пространства, где Мариус Панталонщик когда-то мечтал построить себе гусиную ферму и где датская промышленность получила бы возможность неограниченного развития, более не существовало. А болезнь может взять верх над любым человеком. Пришел день, когда Нильс Мадсен из-за пошатнувшегося здоровья вынужден был оставить свой пост в партии. Ему надо заниматься хозяйством, людям нужен хлеб, Нильс Мадсен сознает свой долг земледельца и не изменит ему. Снова наступила осень, надо собрать урожай, пока еще не вся земля вытоптана теми, кто возводил орудийный расчет на ржаном поле.

Выносились смертные приговоры, совершались убийства, казни. Казни обычно быстро следовали за приговорами. Но случалось, что приговоренного к смерти отправляли в Германию, и никто не знал, зачем и почему. Оскара Поульсена приговорили к смерти и отправили в Германию. О помиловании и речи быть не могло. Но пока ты жив, в тебе теплится надежда. Никто ничего не знал, никто ничего не понимал, в немецких приказах не так-то легко разобраться.

Маргрета время от времени получала письма от мужа. Он писал всегда одно и то же: «Мне живется хорошо. Пришли поскорее посылку». Она отвечала и посылала посылки.

От Оскара вестей не было. Да и кому бы он стал писать? И как написать ему? Никто не знал, где он. Никто не знал, жив ли он еще.

Дания жила без правительства, без полиции. Такого не случалось еще никогда и ни в одной другой стране.

Бюро информации при главе эсэсовцев и начальнике немецкой полиции в Дании сообщило:

«За последний год убийства, диверсии и преступления стали повседневным явлением в общественной жизни Дании. Датская полиция не пожелала положить конец этим проявлениям анархизма. С помощью двусмысленных воззваний, которые прекрасно понимало политическое подполье, она делала вид, что старается удовлетворить желание оккупационных властей сохранить порядок и спокойствие. Далее следует констатировать, что датская полиция активно способствовала диверсиям и убийствам. Налицо развал судебных учреждений. Данию явно толкают к большевизации. Преступному подполью удалось добиться такого влияния в общественной жизни, что оно сумело осуществить генеральную забастовку и другие серьезные нарушения общественного порядка.

Оккупационные власти страны, которая в трудное для себя время борется за жизнь, не могут более допускать подобных явлений. Они вынуждены предпринять реорганизацию датской полиции. Впредь до полного осуществления этой реорганизации с 12 часов 19 сентября 1944 г. вводится осадное положение во всей Дании. Вся датская полиция впредь до дальнейших распоряжений лишается своих полномочий.

Начальник полиции Панке,

обергруппенфюрер СС и генерал полиции.»

Полицейское управление в Копенгагене было занято немецкими солдатами и датскими шальбуржцами.

Для усиления охраны странного здания был проведен ряд хитроумных мероприятий. Узкие коридоры были превращены в своего рода шлюзы с непробиваемыми стальными щитами, опускавшимися автоматически. Однако шальбуржцы беспрепятственно проникли через шлюзы, предъявив свои удостоверения, и захватили здание без борьбы. А затем открыли двери немцам.

Полицейские участки в городах и провинции также были заняты. Кое-где полицейские оказывали сопротивление, стреляли, но в большинстве случаев операция проходила безболезненно.

Во время захвата полицейских учреждений в Копенгагене объявили воздушную тревогу. Рабочий судоверфи Эрик Хест работал в это время в маленькой механической мастерской на безлюдной дороге в Видовре вместе с молодым немецким дезертиром, говорившем на ломаном датском языке. Этот юноша, воспитанный гитлерюгендом, прибыл в шестнадцать лет в Данию убежденным национал-социалистом, борцом за европейскую общность. А теперь он работал в мастерской, где ремонтировали велосипеды и легкие пулеметы для отрядов диверсантов. Его звали Гюнтер Сульцберг, он рассказывал, что старый учитель в округе Престё заставил его изменить свои взгляды, преподал ему урок демократии и человечности. До конца жизни он будет благодарен этому старому человеку. Позже Гюнтер Сульцберг пытался связаться с другими датчанами, но это ему удалось только во время кампании по уничтожению евреев. Как только подвернулся случай, он дезертировал и примкнул к датским партизанам. Он оказался очень способным к механике, успешно ремонтировал огнестрельное оружие и был очень полезен подполью.

Мастерская принадлежала Эмилю. Он только что переделал Хесту револьвер одиннадцатимиллиметрового калибра на девятимиллиметровый, поскольку девятимиллиметровые патроны легче было достать. Это была трудоемкая работа. Сначала нужно было высверлить ствол револьвера, затем ввинтить в него металлическую трубку и сверлить ее, подгоняя под калибр девяти миллиметров. Оружия и боеприпасов по-прежнему не хватало, поскольку офицерские группы держали под спудом поступавшее иностранное оружие и считали рискованным вооружать им гражданских лиц, которые после окончания войны могут поднять восстание. В мастерской Эмиля в Видовре были созданы первые датские автоматы, частично из захваченных у немцев материалов.

В мастерскую вбежал полицейский, в очень странном виде. Его галифе были заправлены пе в сапоги, а в серые носки. Он был бледен как полотно, зубы стучали, поэтому с трудом можно было понять, что он говорит.