Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм

Его радовали церковные часы, отбивавшие каждую четверть и сообщавшие, который теперь час. Когда он выйдет отсюда, он подойдет поближе и посмотрит на эти часы. Ему вдруг захотелось выяснить место расположения церкви. Он был не в ладу со сторонами света. Да и лист жести на окне не давал возможности определить, куда оно выходит.

Почему койка днем поднимается? Почему он не имеет права откинуть ее, лечь и поспать, чтобы убить время? Почему все так неудобно?

Время шло. Уровень в горшке повышался. Он вылил его содержимое в раковину. Что за свинство царит в тюрьме!

Днем снова загремели ключи в двери.

— Прогулка! Сюда! Держите расстояние! Не оборачивайтесь, не разговаривайте! Стоит вам произнести хоть слово, вас сразу же отведут в камеру! Смотрите вниз!

Мартин шел за четырьмя мужчинами в полосатых пижамах. Они лениво плелись гуськом по коридору, потом вниз по железной лестнице. Гулко стучали их деревянные башмаки. Это, должно быть, обычные уголовники. По ним видно, что они здесь не новички. Товарищей среди них нет.

По залитому цементом двору, окруженному высокими стенами, они бессмысленно ходили по кругу. Худой надзиратель с серым лицом курил сигарету и наблюдал за ними.

— Держите расстояние! — командовал он.

Кругом, кругом в течение получаса. Потом снова вверх по железной лестнице. Каждый останавливался у своей камеры лицом к двери, пока ее не откроет надзиратель. Мартин обернулся к нему.

— Я требую кусок мыла!

— Молчать!

— Не буду. Я не могу мириться со свинством, которое здесь творится! Я хочу говорить с инспектором. И буду жаловаться на вас.

Надзиратель втолкнул его в камеру, дверь захлопнулась. Мартин тщетно стучал. Он мог или продолжать ходьбу — шесть шагов вперед, шесть назад, — или для разнообразия посидеть на деревянном табурете.

В восемь вечера дверь снова загрохотала.

— Ужин! — На этот раз пришел другой надзиратель. Полный человек с нормальным цветом лица, — Держите!

На жестяной тарелке лежали четыре толстых ломтя ржаного хлеба, кусок сеяного, крошечный квадратик масла, маленький кусочек сыра и тонкий ломтик колбасы.

— Давайте кружку! — Из большого жестяного кувшина он налил Мартину в кружку синеватого снятого молока. — Если мало, можете получить еще хлеба.

— Вы инспектор?

— Нет.

— Могу я поговорить инспектором?

— Нет.

— Когда меня допросят согласно конституции?

— Не знаю.

Дверь захлопнулась.

Через час ключи загремели снова.

— Встаньте! Когда я вхожу, вы обязаны встать!

Мартин продолжал сидеть.

— Вы обязаны сразу же встать и стоять навытяжку, в глубине камеры, спиной к окну, пока надзиратель находится в камере.

Мартин не отвечал.

— Вы обязаны подчиняться тюремному распорядку.

— Я не требовал, чтобы меня привезли сюда, — сказал Мартин. — Могу уйти.

Надзиратель откинул койку.

— Спать!

— Меня арестовали в семь часов утра, — сказал Мартин. — Допрос, согласно конституции, должен иметь место в течение двадцати четырех часов. Меня допросят ночью?

— Раздевайтесь! Одежда на ночь выносится из камеры. Поторапливайтесь!

Ночью Мартина разбудил шум в коридоре.

— Нет! — кричал кто-то. — Нет! Нет! Не хочу! Отпустите меня!

Снова шум и снова крики:

— Пустите меня! Пустите! Нет! Свинья! Глупая свинья! — Как будто там боролись с пьяным. — Дьявол! — Дверь захлопнулась, и воцарилась тишина.

На койке лежала грубая простыня и грязное серое шерстяное одеяло. Подушки не было, а от соломенного тюфяка исходило зловоние. Мартин не страдал бессонницей, он крепко заснул, но его разбудил шум в коридоре. Кто-то постучал в стену. Он ответил стуком. Но стучали явно по какой-то системе. Мартин не понимал. После нескольких тщетных попыток сосед прекратил стук.

В шесть часов зазвонил звонок и дверь загремела. В камеру бросили одежду.

— Вставать! Быстро!

«Допрос, согласно конституции, — подумал Мартин. — Наконец-то».

Через несколько минут появился худой надзиратель с серым лицом.

— Горшок и плевательницу! — крикнул он.

— Что с ними делать?

— Проснитесь же! Возьмите горшок в одну руку, плевательницу в другую! Выходите! Смотрите вниз, я вам сказал! Не оборачивайтесь!

Оба предмета следовало выносить в уборную и выливать их содержимое в раковину. Тут же заключенный имел возможность справить свою нужду. Уборные помещались в железных клетках. Надзиратель стоял у клетки и следил за заключенным сквозь решетку. Смотрел на часы и по истечении нескольких минут отрывал от ролика кусочек бумаги и протягивал через решетку.

— Ну, все!

— Откуда вы знаете?

— Выходите, не задерживайтесь.

— Мне нужно еще бумаги.

— Достаточно. Больше не получите! Бумагу надо экономить!

На обратном пути Мартин увидел, как из одной камеры выбросили окровавленный матрац.

— Что глазеете! Смотрите вниз и идите быстрее!

— Что произошло ночью? Я слышал странный шум.

— Ничего не произошло. Молчите!

Немного погодя принесли завтрак. Ломоть хлеба и маленький кусочек масла. Кружка была наполнена суррогатом чая, приятно пахнувшим морковью.

— Когда мне дадут мыло?

— Вы должны были взять мыло с собой. Здесь вам не гостиница.

— Когда я могу поговорить с инспектором?

Надзиратель не ответил. Дверь захлопнулась.

Через час дверь снова открылась.

— Встаньте! Возьмите пиджак! Вас переводят!

— Прошло более двадцати четырех часов с тех пор, как меня арестовали, — сказал Мартин, — Срок допроса, согласно конституции, истек. Учтите, вы держите меня незаконно.

— Идите и молчите!

Его отвели на следующий этаж и заперли в камеру, где уже находились двое мужчин, занятых изготовлением прищепок для белья. Как только дверь открылась, они сразу же вскочили и встали спиной к окну. Камера — копия той, в которой Мартин провел сутки, — была обставлена тремя табуретами, так что все могли сидеть. Когда дверь закрылась, заключенные вежливо поздоровались с Мартином и представились. Один — растлитель малолетних, другой — взломщик. Оба молодые люди. Они рассказали, что им обоим остается отсидеть еще два месяца. В августе их выпустят, это хорошая пора, они еще успеют насладиться летом.

— Жаль, что ты не совершил никакого преступления, — сказал Мартину растлитель малолетних.

— Откуда ты знаешь, что я не совершил никакого преступления?

— Разве ты не коммунист?

— Коммунист. А здесь много коммунистов?

— А ты не знаешь? Пятеро.

— Откуда вам это известно?

— Мы знаем все, что делается в этом доме.

— Каким образом?

— О, разными путями. Слушаем. Ты этому тоже научишься.

— Может быть, вы знаете, кто эти коммунисты?

— Нет, ты слишком многого требуешь.