Александр Воинов - Жозефина

Березкин неожиданно нажал на тормоз. Машина заскрипела. Курбатова качнуло вперед, и он больно ударился лбом о ветровое стекло.

— Вот черт! — вскрикнул Курбатов. — Потише не можешь?

На обочине дороги, привалившись спиной к большому тополю, полулежала молодая женщина в клетчатом пальто. Руки бессильно откинуты в стороны. Во всем облике беспомощность и обреченность.

— Я сам, — сказал Курбатов, вылез из машины и пошел к дереву.

Когда он приблизился, женщина вялым движением отвела от лица волосы. В глазах ни удивления, ни испуга.

Ее лицо показалось Курбатову как будто знакомым. Это ее они сегодня чуть не задели крылом машины, когда утром Курбатов спешил в дивизию, дравшуюся у моря.

Они встретили колонну людей, растянувшуюся на добрый километр. Впереди шел пожилой человек в синем берете, держа в руках флажок, какими украшают елку. Увидев военную машину, он поднял флажок.

Люди занимали всю ширину дороги, тащили рюкзаки, узлы и чемоданы. По шоссе брела Европа — обездоленная, униженная, измученная гитлеровцами.

Молодая женщина, в клетчатом пальто, с рассыпавшимися волосами, бежала, не обращая внимания на ехавшую навстречу машину. И Березкину пришлось затормозить, чтобы не зацепить ее крылом.

Да, несомненно, это она.

— Что с вами? — спросил Курбатов по-английски.

Она пожала плечами и покачала головой.

— Что с вами? — спросил он, переходя на французский.

— Не могу больше шагать.

— Вы француженка?

— Да.

— А где же все ваши?

Женщина неопределенно махнула рукой.

— Садитесь в машину. Мы отвезем вас на сборный пункт, — сказал Курбатов, с трудом подбирая нужные слова.

Француженка не обрадовалась и не оживилась. Кивнула головой и медленно поднялась. Березкин протянул руку, помог сесть в машину, потом нажал на газ.

Березкин тихо посвистывал за рулем. Когда-то он был водителем такси и даже называл себя «вольным охотником», но за четыре года войны привык к субординации. Начальство молчит — первым не заговаривай.

Потом в небе появился самолет. Какому-то немецкому летчику взбрело в голову сбросить последнюю бомбу на пустынном шоссе. Может быть, увидев вынырнувших из-за облаков «лагов», он просто решил избавиться от груза.

Курбатов услышал свист летящей бомбы. Почти одновременно с этим заскрежетали тормоза машины. В одно мгновение Курбатов выскочил и, схватив француженку за руку, бросился вместе с ней в кювет. Березкин с автоматом в руках залег в придорожной канаве.

Разрыв громыхнул рядом. И совсем близко от головы Курбатова пролетело и воткнулось в землю смятое колесо.

Когда Курбатов поднялся на ноги, Березкин понуро стоял около груды перекореженного металла. Это были останки их многострадальной «эмки».

— Так! Приехали, значит, — озадаченно произнес Курбатов. Он обошел вокруг искалеченной машины. — Ну-ка, Березкин, погляди, может, мешок с едой сохранился.

Березкин постоял, повздыхал, потом отогнул кусок опаленной жести, служившей прежде крышкой ящика, вытащил оттуда вещевой мешок; сквозь брезент бугрились консервные банки.

— Ну вот, — уже не так грустно произнес Курбатов. — И за это спасибо. Заправимся — и в путь на собственных колесах. А вот как быть с нашей дамой? На руках ее нести, что ли?

— Взвалили на свою голову! — уныло отозвался Березкин. — Не остановились бы, и машина уцелела бы.

— Хватит! — строго сказал Курбатов. — Открывай консервы, есть хочется.

Они расположились на траве.

— Прошу вас! — Курбатов протянул француженке банку тушенки и большой кусок хлеба.

Им вдруг овладела беспричинная веселость, как это бывает после большого напряжения или пережитой опасности. «А жизнь все-таки неплохая штука! — думал он. — Может быть, эта бомбежка — одно из последних испытаний, а дальше — мир, дом, большая любовь, которой у меня еще никогда не было, и черт его знает что еще!» Курбатову захотелось, чтобы и спутникам передалось его хорошее настроение.

— Уж раз мы с вами оказались в ресторане за одним столиком, разрешите узнать, как вас зовут? — спросил он француженку, не беспокоясь больше о своем плохом произношении.

— Жозефина… Жозефина Молье, господин офицер, — ответила она и неожиданно улыбнулась.

— Я — Курбатов, а это — Березкин. Вот мы и познакомились. За ваше здоровье! — И он шутливо поднял кверху свою банку с тушенкой.

Жозефина быстро справилась со своей долей.

— Ну что ж! — сказал Курбатов. — Теперь у нас будут силы… Что вы намерены делать?

— Останусь здесь!… Может быть, мне еще раз повезет и какая-нибудь машина снова подберет меня, — она слабо и грустно улыбнулась.

— Понятно, — сказал Курбатов. — Хотите отдаться на волю слепого случая?

Лицо ее снова приняло выражение полного безразличия, как тогда, когда Курбатов увидел ее на обочине дороги.

— А я вам не верю! — вдруг резко сказал он. — Да, не верю. Просто вы считаете нас недостойными спутниками… Неужели же вам не нравится такой красавец, как Березкин? А ну, Березкин, подтянись, покажи себя! — проговорил он по-русски.

Березкин поднялся, лениво одернул гимнастерку и надвинул на лоб фуражку, решив, что майор просто-напросто ухаживает за француженкой и хочет показать ей свою власть над ним, Березкиным.

— Каков, а? Таких в Париже не сыщешь!

— Конечно! — улыбнулась Жозефина. — Будь другое время, я бы его нарисовала.

— Вы художница?

Жозефина кивнула.

Курбатов вытащил из полевой сумки карту местности. Порывистый ветер рвал края, хлопал, надувал, стремясь вырвать карту из его рук.

— Сборный пункт репатриантов в Дюссельдорфе… Отсюда километров двадцать, — прикинул он, — но в километре на север есть развилка дорог. Если мы повернем налево, то значительно сократим расстояние.

Он поднялся, отломил от дерева толстый сук, обрезал перочинным ножом ветки и подал Жозефине.

— Вставайте, Жозефина! Пошли! — сказал он решительно. — Если палки будет недостаточно, можете опереться на любого из нас.

Березкин в последний раз похлопал «эмку» по смятому крылу, поправил на своем плече автомат и зашагал по дороге вслед за Курбатовым и Жозефиной.

Жозефина брела медленно, опираясь на палку, и Курбатов старался приспособить к ее шагу свой.

Березкин нагнал их и пошел, соблюдая некоторую дистанцию, подчеркивая этим, что он проявляет в отношении майора мужскую солидарность.

— Откуда вы? — спросил Курбатов. — Из лагеря?

— Нет, я жила в Кенигсберге. Работала у фабриканта Морица Гецке. Нянчила его детей.

— Почему вы не отправились на запад?

— Разве рабы добровольно следуют за своими хозяевами? Я ушла…

— Куда же?

Жозефина остановилась. Курбатов подумал, что ей стало плохо, и протянул руку, чтобы поддержать ее, но она мягко отстранилась.