Альберт Зарипов - «Был жестокий бой»

Он лежал на бетонном полу Президентского Дворца и поначалу я принял его за мужской, но, подойдя поближе, понял, что труп был женским. В каком-то жутком и тупом оцепенении я долго смотрел на это мёртвое тело и с усилием старался понять, что же здесь произошло…

Как и всё вокруг она была покрыта густым слоем серой известково-бетонной пыли, но даже сквозь такой макияж войны можно было различить, что ей было около пятидесяти лет. Из-за серого налета её негустые волосы и лицо были цементного оттенка, отчего невозможно было определить чеченка это или славянка. Я с трудом сглотнул пересохшим горлом, хотел было откашляться, но безрезультатно. И никак не мог отвести взгляда… Лоб, нос, щёки и подбородок чернели входными пулевыми отверстиями от длинной автоматной очереди, которая была выпущена в упор чтобы заглушить страшный женский крик… Но даже после её смерти женщина пусть уже беззвучно, но всё-таки продолжала дико кричать от нечеловеческой боли, пронзившей всё её тело. Рот был широко открыт в этом предсмертном вопле отчаяния и ужаса… Автоматные пули искромсали её губы и дёсна, искрошили зубы, убили в ней жизнь… Но и после всего этого её мёртвое тело, принесённое какими-то извергами в жертву смерти, продолжало немо и страшно издавать всю её предсмертную муку…

«Солдатская это мать?.. Или же местная чеченка?..»

Она представляла собой одну туго натянутую струну, когда голова и шея стремились вверх, а ступни ног были выпрямлены как у балерины. Её руки от низко опущенных плеч до изогнутых наружу пальцев в таком же нечеловеческом напряжении тянулись вниз вдоль бёдер… Снаружи бёдер… Тогда как из низа её живота торчал какой-то деревянный предмет… Из-за чего я и принял этот женский труп за мужской… По характерно округлому набалдашнику вдруг стало ясно, что это черенок обычной штыковой лопаты… Причём не от малой сапёрной лопатки… А от обычной штыковой лопаты длиной более метра. Но здесь, то есть снаружи была видна только небольшая часть черенка длиной в десять-пятнадцать сантиметров… И это означало, что вся остальная часть черенка находилась внутри мёртвого женского тела…

«Та-ак… Это они её сначала посадили на этот черенок!.. Как на кол!.. Через её… Или с силой загнали весь черенок вовнутрь… Бож-же мой!.. А она же при этом была живая!.. И кричала от боли… Вот потом её и добили… За что?

Наши с собой такую большую лопату вряд ли потащат… Хотя могли и тут найти. И калибр пять сорок пять… Но такие АКСы есть и у боевиков… А это что такое?… Одежда?…»

Тело женщины казалось было одето в плотный спортивный костюм… Хотя ни на шее, ни на запястьях и лодыжках не было видно края ткани… Лишь в верхней части туловища были две небольшие складки. На поясе тоже не было никаких швов. Носок моего ботинка автоматически коснулся этого тела в области пояса, но мой мозг уже пронзила страшная догадка…

«Да это же пупок!.. И там внизу — это волосы!.. Да она же голой была! Вот же твари!..»

Да… Женщина действительно была полностью раздетой… Подкожные ткани уже начали разлагаться и от этого слегка припухли… Вот потому-то и создавалась видимость вроде бы лыжного костюма…

Для того, чтобы нас побыстрее отправить на чеченскую войну, военное руководство приняло все необходимые меры и поэтому команда «Подъём» прозвучала то ли на исходе ночи, то ли очень уж ранним утром. Точнее, в пять часов. До города Грозного было около ста километров и мы рассчитывали добраться до него к полудню. Но это по нашим лейтенантско-капитанским прогнозам. Тогда как товарищи майоры, полковники да генералы рассуждали и планировали несколько иначе. В общем, чтобы проехать сто километров за шесть-семь часов… Не тут-то было…

— Наша ближайшая задача: Доезжаем до КДП аэродрома и останавливаемся перед поворотом на главную дорогу. — Быстро говорил командир отряда подполковник Тарасов, поочередно пожимая руки стоящим в одной шеренге офицерам. — Там дожидаемся своего места в общей колонне, пристраиваемся… Так!.. А это кто?

В предрассветных сумерках было плохо видно и он сначала не понял в чём дело…

— Лейтенант Зарипов! — Быстро представился я, уже успев ответить на рукопожатие командира и теперь почему-то смущенно прикрывая правой ладонью самую замерзающую часть лица.

А подполковник Тарасов продолжал всматриваться в меня:

— Что это с тобой? Тебя не узнать!

Я быстро опустил руку и объяснил причину столь внештатной ситуации:

— Это я усы сбрил… Чтобы не выделяться среди бойцов.

На мой искушённый взгляд, данная сан-гигиеническая мера была вполне оправданной и понятной. Ведь мы ехали на войну… Догадался и мой командир…

— Понятно. Снайперов боишься?! — усмехнулся Тарасов и продолжил отдавать последние указания. — При движении в колонне соблюдать дистанцию между машинами. Назначить наблюдателей в группах. Радиостанции — на постоянном приеме. Оружие — без патрона в патроннике и на предохранителе. При любых обстоятельствах наши четыре Урала всегда должны быть вместе. Всё ясно? Вопросы есть?

Мы ответили вразнобой, что нам уже всё понятно и каких-либо вопросов у нас не имеется. По команде Тарасова офицеры вернулись в общий строй. Затем командир отряда пошёл на доклад в штаб. Минут через пять он вернулся, но уже не один, а в сопровождении комбрига. Несмотря на раннее утро, командир 22-ой бригады спецназа решил лично проводить в дальний путь три наши разведгруппы.

Военное прощание было коротким. Комбриг отрывисто произнёс несколько общепринятых напутственных фраз. Три разведгруппы спецназа стояли перед ним молчаливо-суровым строем, потому что никаким уставом не предусмотрены ни прощальные речи командования, ни тем более ответные вопли убывающих на войну. А кричать сейчас «Ура-а!» или же «Служим России!»… Это было бы полнейшим абсурдом.

Но вот прозвучала команда «По машинам!», которую тут же продублировали командиры групп. И личный состав поспешил к своим автомобилям. Ведь на каждую группу приходился один крытый брезентовым тентом грузовой Урал. А поскольку разведгрупп было три, то и автомобилей для перевозки личного состава также насчитывалось три единицы. Четвёртый грузовик вёз стрелковые боеприпасы, гранатомёты, взрывчатые вещества, мины и прочее опасное для жизни имущество. Поэтому ему следовало ехать самым крайним, то есть замыкающим.

Моя разведгруппа была по нумерации первой и поэтому ей полагалось ехать в головном Урале. Солдаты уже разместились на своих местах, которые они успели облюбовать вчера, когда загружали в кузов всё наше имущество.