Альберт Зарипов - Афганистан. Гора Шабан

— Вот! — пробормотал Юрка, вытягивая из РД одну за другой пару трофейной обуви.

Какое-то время мы внимательно рассматривали военную добычу нашего товарища. Это были добротные ботинки из толстой кожи на очень твёрдой подошве…

— Это конечно не кроссовки… — высказался боец Шпетный, усиленно пытаясь согнуть, в общем-то, несгибаемую подошву.

— Да!.. — признался новый обладатель «заморской» обуви. — Но всё-таки получше будут… Чем кирзачи или берцы.

— «Маде ин Покистон». — прочёл я отчётливо выдавленную на подошве надпись, гордо красовавшуюся между рифлёным протектором и твёрдокаменным каблуком. — Фирма!

— А ты думал!.. — усмехнулся Дереш. — Всякую дрянь… Не снимаем…

Вообще-то, я ничего такого и не думал. Вернее, где-то на отдалённых задних извилинах блуждала скромненькая мыслишка… Что снимать с покойника… Причём, ещё тёпленького… Да к тому же и отправленного на тот свет собственноручно, то есть уже новым хозяином ботинок… Это выглядело несколько негуманно…

Однако мы сейчас находились на самой настоящей войне, где каждый её участник не только должен, но и почти что обязан самостоятельно заботиться о своей боевой экипировке. Начиная от носимой на себе амуниции, в которой и следует таскать патроны, гранаты, а также сигнальную пиротехнику… И заканчивая более удобной обувью и даже трофейной одеждой… Ведь боевые задачи могут быть самыми разнообразными. И иногда разведчикам просто-таки жизненно необходимо выглядеть как всамделишные афганские жители… Хоть и с явно не азиатскими чертами лица, но всё же в традиционных национальных одеждах.

У нашего замкомгруппы Ермакова были лёгкие кроссовки на толстой подошве из микропористой резины. Они достались ему по наследству от «ещё тех дембелей». Дед Ермак обувал эти кроссовки только на боевые выходы и иногда на облёты, когда погода была относительно сухая. Наш дембель очень берёг свою неармейскую обувку. Поскольку ей и так уж довелось прошагать-протопать не один десяток километров. На пятках микропористая подошва уже начала крошиться. Но данное обстоятельство ничуть не умаляло имеющихся достоинств… Среди которых на первых местах были лёгкость и удобство при ходьбе… Но самой главной их особенностью являлась бесшумность… Дембель Ермаков мог подкрасться в них практически неслышно… Чем иногда нас и огорчал…

Но мы искренне верили ВТО, что когда-нибудь и у нас появятся удобные кроссовки. В которых можно будет без особого труда и кровавых мозолей преодолевать бесконечные афганские километры… Причём, пешкодралом и с большущим весом на молодом солдатском теле… Сегодня повезло Юрке Дерешу… А завтра может подфартить кому-нибудь другому…

Надо только в это верить… В свою военную удачу. Которая поможет именно тебе… А вовсе не твоему противнику…

— Аллаверды!

— Дневальный Зарипов — на выход!

Это на своей тумбочке надрывался истосковавшийся по свободе боец агапеев. Скорей всего, подошло время заменить его на этом ответственном посту. Я оставил приятную кампанию, которая продолжила любоваться трофейной «обновкой» Юрки Дереша, и быстро зашагал к выходу из дворика.

— Ну, где ты ходишь? — возмущался Бадодий Бадодиевич. — Я уже лишние пять минут простоял.

Увы… Но это было действительно так. Астрономический час в шестьдесят минут пролетел как стремительный метеор…

— Учтём при смене! — философски изрёк я и с лёгким вздохом взошёл на квадратную подставку-тумбочку.

Это означало то, что Вовка меня сменит на пять минут позже. Что в принципе являлось нормальным выходом из внезапно возникшего кризиса. Ведь среди молодых солдат всё должно происходить на очень паритетных началах.

Сойдя с уже порядком надоевшей тумбочки, Агапеич хотел было отправиться во внутренний двор, чтобы тоже полюбоваться на пакистанские ботинки и послушать боевые рассказы бывалого разведчика Дереша… Ведь именно Юрка самым первым из нашего молодого состава открыл свой персональный счёт убитым духам… Да ещё и в такой классической ситуации… когда автоматная перестрелка, почти что боевая дуэль, закончилась чистой победой нашего собрата…

Но тут появился наш дежурный по роте, то есть явно невыспавшийся сержант Сорокин, который без всяких разговоров озадачил молодого дневального Агапеева. Ведь именно Вовка отвечал за порядок в Ленинской комнате нашей казармы. Мой напарник вздохнул еле слышно, но беспрекословно отправился за ведром, водой и половой тряпкой… И минут через пять Бадодя принялся елозить по бетонному полу Ленкомнаты.

Но когда Агапеич выполнил половину своей работы по увлажнению цементного покрытия… Откуда-то возник сержант Ермаков…

— Как вот я ни приду! — сердитым тоном заявил замкомвзвод, стоя в дверях казармы. — Так Зарипов вечно стоит на тумбочке, а Агапеев постоянно моет пол! В чём дело? А-а?

У меня пропал дар речи… Бадодя Бадодиевич тоже молчал, не зная что сказать в ответ… Он продолжал сидеть на корточках, ухватившись вытянутыми руками за замершую на полу тряпку, и оторопело моргая своими глазками… Я хотел было кое-что объяснить… Но было уже слишком поздно… Сержант Ермаков окончательно и бесповоротно впал в свою ярость… Уже нам знакомую…

— Ну-ка, поменяться! — свирепо заявил наш дембель. — Агапеев — на тумбочку! А Зарипов — вымыть пол! Весь! Через десять минут приду проверить! Вперёд! Время пошло!

Мы молча принялись выполнять приказ. Я сделал первый шаг с тумбочки. Солдат Агапеич уже поднялся на ноги, когда дед Ермак проходил мимо… Без лишних слов рассерженная ветеранская нога пнула по ведру… Которое также безропотно опрокинулось… Залив водой пол… Причём, именно там, где Вовка уже приложил свои немалые усилия…

— И воду чистую налейте! — прорычал дед Ермак, уже выходя из Ленкомнаты через смежную дверь.

Володя, на которого не попало ни единой капельки из опрокинутого ведра, быстренько заступил на всё ту же подставку-тумбочку. А я подхватил ведро и помчался в умывальник за водой… Минуты через две я вернулся обратно…

— Ты что, сказать ему не мог? — громким шёпотом поинтересовался Бадодя.

Как это говорится с незапамятных времён… Уж чья бы корова мычала…

— А ты? — полюбопытствовал я на бегу. — Варишься, как…

Хоть я употребил возвратный глагол второго лица единственного числа настоящего времени, а вовсе не прилагательное мужского рода единственного числа — «Варёный»… Вот чего-чего… А именно эту устную, так метко подмеченную Юркой Дерешем, характеристику своего периодически внутреннего состояния Бадодя не любил более всего…

— Сам ты варишься! — обиделся Агапеич, но всё же успокоился и даже попытался оправдаться. — На меня как будто столбняк напал! В первый раз… Его таким злым вижу…