Василий Белых - Моторы заглушили на Эльбе

Душой и сердцем я был с родными, словно наяву, обнимал мать, прижимал к груди, вытирал ее слезы.

Наверное, каждый из нас, проезжая в то суровое время мимо родных мест, пережил подобное. Это пронзительное чувство любви к родному дому удесятеряло силы в борьбе с врагом, рождало готовность отдать жизнь за Родину.

Родина… Для меня и моих сверстников, для всех нас, фронтовиков, она начиналась с того места на нашей советской земле, где родился, сделал первые шаги, ощутил теплое прикосновение добрых материнских рук, прочитал в букваре первое слово. В родном селе Драбове прошла моя комсомольская юность, здесь в памятный для меня июньский день 1937 года я стал кандидатом партии. А дальше — служба в армии, война, ранение под Лобанове, сражение под Ржевом, орден за отличие в боях под станицей Крымской на Кубани. Сколько раз в окопах и землянках, на госпитальной койке я переносился мыслями на родную землю, поруганную и истерзанную врагом. «Как там дома? Что с мамой, братьями, сестрами? Живы ли?» Тяжелые, трудные думы…

С радостью воспринял я новое назначение по службе. Может теперь посчастливится попасть на Украину… А если и не на Украину? Все равно, на какой участок фронта ни забросит судьба, буду драться с врагом до полного его разгрома! Иначе не цвести родному краю, не быть свободной жизни под мирным небом и солнцем!

И не знал я, что мечта моя станет явью.

Мысли вновь и вновь возвращаются к временам комсомольской юности.

Да, тридцатые годы — годы становления и укрепления колхозного строя на селе — время тяжелое, суровое и вместе с тем бурное, интересное, незабываемое. Нас, комсомольцев, зажигали смелые планы партии, мы были ее верными помощниками, преданными сыновьями.

На территории примыкавшего к Драбову Дуниновского сельсовета [2] Теперь Дуниновка входит в состав Драбовского сельсовета. было два колхоза. Работало здесь всего два коммуниста: Иван Федорович Пепа — председатель сельсовета и Порфирий Григорьевич Шурубура — председатель колхоза имени Сталина. Зато комсомольцев в обоих колхозах было более сорока. Все они состояли в одной комсомольской организации. Опираясь на нее, коммунисты проводили в жизнь линию партии на селе. Для нас они были старшими товарищами, добрыми и мудрыми наставниками.

На всю жизнь в благодарной памяти, в сердцах наших сохранился светлый образ коммуниста Шурубуры. Он был душой нашего молодежного коллектива, был с нами везде и во всем. Словом, следовал ленинскому завету — быть в гуще масс.

Порфирий Григорьевич принимал деятельное участие во всех комсомольских начинаниях, вместе с нами проводил субботники по благоустройству села, ходил на молодежные вечера, танцевал, пел, радовался общим успехам и переживал неудачи. Нередко при этом была с ним его жена Христина Кондратьевна, веселая, жизнерадостная женщина.

Коммунист Шурубура оставил глубокий след в моем сердце, во всей моей судьбе. При нем я несколько лет, вплоть до призыва в армию, был секретарем комсомольского комитета, он готовил меня для поступления в партию.

Я часто думаю о судьбе моих сверстников. Каждому поколению история отмерила свое. Комсомольцам тридцатых довелось строить Днепрогэс и Магнитку, организовывать и укреплять колхозы, участвовать в решении задачи ликвидации кулачества как класса. А когда потребовалось встать на защиту Родины, они возглавили отделения, взводы и роты, первыми поднимались в атаки и защищали каждую пядь советской земли до последнего вздоха. Многим из них пришлось пережить горечь отступления на пути от границы до Сталинграда и предгорий Кавказа, а затем в победоносном наступлении возвратиться к границе нашей Родины, увидеть радость освобожденных народов Европы и поверженный Берлин.

Многие остались на поле брани навечно комсомольцами.

Вскоре после призыва (октябрь 1937 года) я на долгие годы связал судьбу с Красной Армией.

Еще в начале 1938 года меня, курсанта полковой школы, молодого коммуниста, назначили заместителем политрука школы, присвоив воинское звание «замполитрука» (заместители и помощники политруков подразделений, должности которых были введены в это время, назначались из числа коммунистов и комсомольцев). Летом того же года во время территориальных сборов приписного состава полка курсантов направили в подразделения на стажировку. Меня назначили политруком разведроты полка. Эта работа меня увлекла.

Однажды вызвал меня комиссар полка и предложил остаться в кадрах РККА. Я согласился.

Серьезную политическую и военную подготовку получил в Харьковском военно-политическом училище. Курсантские должности были укомплектованы за счет заместителей политруков подразделений и частей Харьковского военного округа. Вскоре приказом Наркома обороны всем нам было присвоено звание «младший политрук».

В апреле 1939 года я был принят в члены ВКП(б). Одну из рекомендаций дал мне политрук Руденко, в то время преподаватель Чугуевского училища летчиков. Вторую рекомендацию дал П. Г. Шурубура, который в то время учился в Харьковском комуниверситете им. Артема. [3] Перед войной, после окончания Харьковского комуннверситета им. Артема, Порфирий Григорьевич был на партийной работе во Львове. Лишь после войны я узнал, что, попав в руки фашистских оккупантов, он был зверски замучен. Меня глубоко взволновала и потрясла героическая смерть несгибаемого коммуниста, смерть, ставшая и моим личным горем. Партийный билет вручил мне начальник политуправления Харьковского военного округа бригадный комиссар А. В. Щелаковский. Позже мне довелось служить в 69-й армии, где он был членом Военного совета. [4] После войны генерал-майор. А. В. Щелаковский работал на должности военного комиссара Харьковского облвоенкомата.

В середине сентября 1939 года курсантов ВПУ направили в войска. Я возвратился в Лубны, но нашей 75-й стрелковой дивизии там уже не было: она принимала участие в освободительном походе в Западную Украину.

Во вновь сформированной 147-й стрелковой дивизии меня назначили политруком учебной батареи 231-го отдельного артиллерийско-противотанкового дивизиона. С этой же дивизией летом 1940 года я принимал участие в освободительном походе в Бессарабию.

В конце 1940 года командование удовлетворило мою просьбу, и я стал слушателем Смоленского военно-политического училища пропагандистов Красной Армии. Когда грянула война, в середине июля 1941 года слушателей направили в действующую армию. Я был назначен инструктором пропаганды 523-го стрелкового полка 188-й стрелковой дивизии, входившей в состав Северо-Западного фронта. Затем — тяжелое ранение в октябре 1941 года, лечение в зауральском госпитале и, наконец, нахождение в резерве политического состава в городе Горьком.