Олег Курылев - Суд над победителем

— Лейтенант фон Плауен, — представился Алекс.

Ему предложили устраиваться на заднем сиденье.

Пожилой господин сел рядом, а впереди, справа от шофера, Алекс увидел еще одного человека, помоложе, одетого во все штатское. Тот кивнул водителю, и машина тронулась. Дежурный охранник, приведший Шеллена, остался стоять навытяжку, взяв под козырек.

— Куда меня везут? — спросил Алекс на этот раз по-немецки.

— Как, вам разве ничего не рассказали? — повернулся к нему пожилой мужчина в форменной фуражке. — Мы едем в Кристианстад — это совсем рядом. Графиня Луиза Фредерика Лаухтенбергская — кузина нашего короля — специально приехала из Гетеборга, чтобы встретиться с вами.

«Ага! — воскликнул про себя Алекс. — Как я и предполагал, момент истины близок. Скоро произойдет позорное разоблачение. Что ж, тем лучше… Интересно, этот с кокардой — ее секретарь или какой-нибудь мажордом? Ну а я? Я, скорее всего, прихожусь графине (как ее там?) неким родственником. Да, точно! В книжке, которую приносил Эйтель, было что-то о нашем родстве с ихними аристократами».

— Скажите, а как здоровье графини? — спросил Алекс как можно более учтиво, решив напоследок все же немного поломать комедию. — Как ее гипертония? Ее по-прежнему беспокоит левая почка?

— О да, — снова повернулся представительный господин, — в таком возрасте, Генрих (вы позволите мне вас так называть?), болезни уже никуда не отступают. И гипертония, и почки, и, особенно, сахарный диабет. Я уж не говорю про подагру и прогрессирующую глаукому…

«Старушка в преклонном возрасте и плохо видит, — взял на заметку Алекс. — Интересно, как у нее с головой? Но самое интересное — кем я ей все-таки прихожусь и встречались ли мы когда-нибудь?»

— Сказать по правде, графиня очень больна, — продолжал швед. — Я отговаривал ее от этой поездки, но она во что бы то ни стало решила повидать вас. Много месяцев вас, Генрих, считали погибшим, и вдруг мы узнаем, что вы не только живы, но еще и здесь, в Швеции.

Он принялся рассказывать, как через некоего адвоката они навели о нем справки и договорились с лагерной администрацией о свидании. Алекса же в первую очередь интересовало, кто он, Генрих XXVI, собственно говоря, такой по отношению к этим людям?

— А вы давно были в Германии? — спросил он «мажордома».

— Перед самой войной, в тридцать девятом, — охотно отвечал тот. — Его величество с принцем Густавом Адольфом посещали фюрера, рейхсмаршала и банкиров, ну а мы с Луизой, соответственно, по женской части — встречались с Гертрудой Клинк, Магдой Геббельс. Побывали в материнских домах в Штарнберге и Розенхайме… Живописные уголки! Посетили с экскурсией Дом Невест в Тюбингене…

«Называет старуху Луизой. Может, родственник? Как он сам-то представился? Черт, надо быть повнимательней… Интересно — а я бывал в Швеции? Стоп! Судя по записям в моем зольдбухе, в июне сорок третьего у меня был длительный отпуск с поездкой на родину. Мог я заезжать к родственникам в Швецию?… Мм… нет, вряд ли. После фронта хочется домой к маме с папой, к невесте… Опять же — шведы в сорок третьем стали поворачиваться к немцам задом, и фюрер на них страшно обиделся».

— Вы знаете, Генрих, несмотря на вашу бородку и прошедшие годы, вы вполне узнаваемы. Как раз таким я вас себе и представлял. Меня вы, конечно, не помните. Мы встречались, когда вам было лет шестнадцать… на Олимпиаде… даже сидели рядом на футбольном матче. Вы о чем-то много спорили тогда с французскими болельщиками…

Алекс, видевший Берлинскую Олимпиаду в кинохронике Би-би-си, представил себя на громадном Олимпийском стадионе в окружении разряженной публики. Французы… На каком языке он там с ними спорил? Уж не на французском ли? Увы, скорее всего, так. И это очень плохо, потому что французский Шеллен изучал общаясь с французскими пилотами и механиками весной сорокового, залетая изредка на их аэродромы.

— …это было наше свадебное путешествие, — продолжал «мажордом», — Луиза была так рада…

«Так ты — муж этой бабки с подагрой и глаукомой! — подивился Алекс. — Судя по тебе, герцогиня должна быть не так уж и стара…»

— …к сожалению, супруга вскоре умерла при родах…

«Что? Как это? А к кому же мы едем?»

— …потеряв младшую сестру, Луиза была в отчаянии…

«Ах вот оно что! Выходит, та, которая умерла, была ее сестрой, — Алекс на всякий случай сделал печальное лицо и закивал головой, давая понять, что и он что-то помнит об этой трагедии. — Стало быть, "мажордом" приходится старой графине бывшим зятем. Та-ак, туман потихоньку рассеивается. Остается неясным главное — я-то им всем кто?»

Алекс решил действовать более инициативно:

— Вы, наверное, хорошо знакомы со многими членами нашей семьи? — спросил он.

— Конечно, — оживился «зять», — ведь ваш отец, Генрих, — я имею в виду Генриха XII — приходился мне сводным двоюродным братом…

«Приходился?… То есть получается, папа уже умер?» — мгновенно зафиксировал Алекс.

— …а ваша тетя Элеонора — сестра вашей матушки — замужем за внучатым племянником Луизы Фредерики…

«Черт с ней, с тетей! Сейчас не до мелочей. Надо его направить в нужную сторону».

— Выходит, моя мама, — начал вроде как рассуждать Алекс, — приходится графине…

— Ваша мама… Вы имеете в виду родную или мачеху?

— Родную, само собой, — быстро среагировал Шеллен, мысленно отмечая еще один печальный для себя факт, — коли упомянута мачеха, значит, его мамы тоже нет в живых. Сирота! Может, они с отцом погибли одновременно, скажем, в автомобильной катастрофе? Хотя нет, какая чушь! Откуда тогда взялась бы мачеха? Нельзя также исключать и развод…

— Но, Генрих, ваша мама — родная племянница Луизы Лаухтенбергской! Разве вы этого не знали?

Алекс несколько секунд помолчал, затем махнул рукой, словно все вспомнил:

— Да знал, разумеется, знал. Но после контузии, когда я вернулся в часть, я путал имя звеньевого с командиром воздушного корпуса. А совсем недавно, на вашем Готланде, мы чинили сарай на подворье фру Блум, так меня там так двинуло доской по голове, что я вообще позабыл где нахожусь. Конечно же, моя мама — племянница графини. Она сама мне об этом много раз рассказывала.

— Рассказывала? Вам?! — еще больше изумился шведский родственник фон Плауена.

— Ну… да, — неуверенно подтвердил Алекс.

— Но как же? Она ведь тоже умерла при родах. Когда рожала вас. Это наше семейное проклятие — высокий процент смертности женщин во время родов.

«Влип», — решил Алекс. Тем не менее он не сдавался:

— Да я же неправильно выразился. Мачеха, конечно же, рассказывала. О моей маме. Это же понятно. Мачеху я ведь тоже называл мамой. Ну!

Шведский родственник облегченно вздохнул:

— Знаете, Генрих, что мы сделаем первым делом, когда уладим все вопросы?