Олег Курылев - Суд над победителем

Лорд Баксфилд снисходительно кивнул головой.

— Благодарю вас. Итак, Шарлотта, — адвокат повернулся к свидетельнице, — вы встретились с Эйтелем, узнали о гибели Алекса и решили, что сама судьба толкает вас друг к другу. Все так?… Тогда расскажите о тетради. — Скеррит подошел к своему столу и взял тонкую, достаточно измятую тетрадь в зеленой обложке. — О той зеленой тетради, что вам передал ваш муж и что я держу сейчас в своей руке.

Выслушав перевод, Шарлота согласно кивнула головой:

— Была команда оборонять город любой ценой, и Эйтель, предчувствуя опасность, на второй день после регистрации нашего брака в полуразрушенном здании районной магистратуры, воспользовавшись знакомствами, отвез нас с мамой в загородный пансионат под Цвиккау. Там он передал мне тетрадь, сказав, что это дневник английского летчика Каспера Уолберга, который был другом Алекса и которого тоже нет в живых. Еще он сказал, что Алекс обещал передать этот дневник родителям Каспера.

Весть о дневнике Каспера Уолберга вызвала в зале громкое оживление. Почуяв назревающую интригу, репортеры на балконах снова рьяно зашелестели своими блокнотами. Алекс, который считал дневник Каспера навсегда утраченным и потому не сказал о нем не только следователю, но и Скерриту, приподнялся со своего места, пытаясь разглядеть тетрадь в руках своего адвоката. Но тот сам подошел и передал тетрадь ему.

— Узнаете? — спросил Скеррит.

— Да! — подтвердил Алекс. — Это дневник Каспера, который он вел в плену.

— Как он попал к вам?

— Перед казнью, когда нас везли в фургоне к месту его расстрела, Каспер впервые рассказал мне о том, что вел дневник и что как раз накануне сделал там подробные записи, касающиеся многих вещей, о которых он рассказывал мне устно.

— О каких вещах шла речь?

— Я могу только предполагать — дневник я не читал, ведь Каспер делал все записи в нем по-французски. Думаю, что он описал обстоятельства его аварийной посадки за линией фронта в марте сорок четвертого, а также о своих отношениях с Энтони Осмертом. Но это лишь мои предположения.

— Ваши предположения верны. — Скеррит обратился к судьям. — Высокий суд и господа присяжные заседатели, позвольте дальше уже мне самому рассказать то, что стало известно мне буквально перед самым процессом. Как вы слышали, Шарлотта Шеллен и ее мать фрау Либехеншель были вывезены из уже полностью разрушенного Хемница и остались живы. Узнав о гибели Эйтеля Шеллена, а также о том, что к взятому частями 3-й американской армии Хемницу, вернее, к тому, что от него осталось, с востока приближаются советские войска, они двинулись с потоками беженцев на юго-запад и дошли до Ульма, где их и застало окончание войны. Все это время Шарлотта помнила о зеленой тетради. И вот, в августе прошлого года, она со своей матерью, присутствующей сейчас в зале Генриеттой Либехеншель, которая была ей теперь еще и поводырем, приезжает в Англию с целью разыскать отца братьев Шеллен — Николаса Шеллена, чтобы сообщить ему о судьбе сыновей. Увы, тот уже несколько месяцев как мертв и покоится на кладбище в Сток-он-Тренте. После этого женщины разыскивают лорда Майкла Эдварда Уолберга — отца Каспера, — и Шарлотта передает ему дневник сына, а также рассказывает о некоторых обстоятельствах его гибели, известных ей со слов Эйтеля, которому, в свою очередь, поведал о них его брат Алекс. Лорд Уолберг, конечно, знал, что его сына немцы обвинили в мародерстве и казнили. Узнал он об этом и из официального письма Международного Комитета Красного Креста, а также из писем, полученных им от Макса Гловера и капеллана Борроуза. Вот только ни Красный Крест, ни Гловер, ни Борроуз ни словом не обмолвились в своих посланиях о роли в этой трагической истории некоего Энтони Осмерта, знакомого нам с вами как свидетель обвинения.

Публика закрутила головами в поисках Осмерта. Тот от неожиданности растерялся, однако, сообразив, что никакие дневники угрожать ему не могут, быстро взял себя в руки, закинул ногу на ногу и, нарочито вальяжно откинувшись на спинку скамьи, принял вид равнодушно-надменного слушателя.

Джон Скеррит подошел к барьеру жюри присяжных:

— Сейчас, господа, вам, лордам-судьям, а также стороне обвинения мои помощники раздадут перевод некоторых отрывков из дневника Уолберга-младшего. Некоторых потому, что дневник содержит много мест интимного плана, не имеющих отношения к рассматриваемым здесь вопросам. Из этих отрывков, разрешение на публичное оглашение которых согласовано с семьей лорда Уолберга, вы сможете сделать вполне определенные выводы о взаимоотношениях моего подзащитного и Каспера, а также Каспера и Осмерта. Полагаю, что для ознакомления с этими материалами потребуется некоторое время, поэтому прошу лорда-председателя объявить перерыв в заседании до завтрашнего утра.

— Джон, я могу с ней увидеться? — спрашивал Алекс на ходу, когда его и адвоката вели сквозь запрудившую улицу толпу через выстроенный тремя десятками полицейских узкий коридор.

— Увы, только после окончания процесса… Думаю, завтрашний день будет решающим… вам необходимо хорошенько выспаться… Но прежде внимательно прочтите дневник Каспера.

Английские вечерние газеты в тот день живо обсуждали перипетии процесса Алекса Шеллена. Отчетами о втором дне заседания были заняты все первые полосы. Тон их резко изменился. Впервые за все случаи судов над изменниками и шпионами, а этот — самый скандальный и необыкновенный, похоже, был и самым последним, в газетах появились такие слова, как: судьба, рок, стечение обстоятельств, человеческая драма, милосердие и даже любовь. Появление под занавес дня Шарлотты и таинственного дневника несчастного Каспера Уолберга многие обозреватели расценили как блестящий ход адвоката Джона Скеррита, переломивший настроение вчера еще инертной публики. Но, главное, чему в прессе было уделено особое внимание, стала, несомненно, дискуссия о том, нарушала Великобритания ратифицированные ею когда-то статьи Гаагской конвенции об атаке мирных городов, или война, которую она вела не на жизнь, а на смерть, позволяла ей делать все, что только помогало ускорить победу.

В заголовках и текстах статей замелькали имена известных маршалов и политиков. Одни из них упоминались в той или иной связи, другие сами давали пространные интервью, третьи выступали с гневными панегириками, обвиняя не только изменника Шеллена, но и его адвоката Джона Скеррита. Правда, крупнейшие издания, такие как «Таймс», «Морнинг пост», «Дейли телеграф» и некоторые другие, воздержались от острых высказываний, ощущая свою близость к официальной власти и ответственность за ее престиж.

— А теперь, ваша честь, я попрошу занять место за свидетельским барьером мистера Осмерта, — обратился Скеррит к лорду Баксфилду в начале третьего дня судебного процесса. — Помнится, я обещал вам и господам присяжным, что у меня еще будут вопросы к этому господину.