Александр Лысёв - Не отступать! Не сдаваться!

И тревожные сообщения не замедлили себя ждать. Дверь в блиндаж распахнулась, и на пороге показалась фигура пулеметчика Желобова. С мгновение он стоял так, широко расставив ноги, в сбившейся набок каске, дико вращая глазами. Потом этот взгляд остановился на Егорьеве.

— Товарищ лейтенант… — начал Желобов и не договорил, судорожно хватая ртом воздух.

— Что случилось? — Егорьев вскочил с койки и, не доходя до пулеметчика несколько шагов, остановился перед ним посреди блиндажа.

— Там, там. — Желобов указал пальцем за дверь, в ту сторону, откуда доносилась стрельба. — Ухлопали!

— Кого? — вскричал Егорьев, бросившись к Желобову и хватая его за плечи. — Кого? Да говорите же!

— Лейтенанта Пастухова! — закричал в лицо Егорьеву путеметчик.

Егорьев оттолкнул Желобова в сторону и бросился вон из блиндажа.

Стрельба доносилась со стороны отделения Дрозда. Сержант, заходя перед этим за Пастуховым, доложил, где расположились его люди. Теперь Егорьев бежал туда. У одного из поворотов траншеи его догнал Желобов. Дальше они двигались вместе.

Стрельба тем временем становилась все тише и тише, и, когда Егорьев с пулеметчиком миновали последний поворот и перед их глазами предстала группа людей, сидевших полукругом, со стороны немцев уже больше не раздавалось выстрелов. Егорьев остановился, потом медленно пошел к сидящим. Те поочередно поворачивались к нему: Дрозд, Лучинков, Золин, Кутейкин… Егорьев, словно не видя их, продолжал идти вперед. Они расступились, и Егорьев, сделав еще несколько шагов, остановился. Прямо перед ним, накрытое плащ-палаткой, лежало чье-то тело. Егорьев нагнулся и при полном молчании отвернул край плащ-палатки — под ней было мертвое лицо лейтенанта Пастухова! Егорьев обвел всех взглядом и, задернув плащ-палатку, тихо спросил:

— Как это случилось?

С минуту все молчали, потом Кутейкин, угрюмо посмотрев на Егорьева, начал рассказывать:

— Когда отделение на позиции прибыло, фрицы, видать, заметили, что у нас люди сменились. Ну, решили шугануть разок для приличия. Лейтенант кричит: «Дайте им прикурить!» Мы огонь и открыли. Немец в бешенство — давай крыть из всех пулеметов. Желобов, — старшина кивком головы указал на стоявшего тут же пулеметчика, — лейтенанту говорит, пора, мол, кончать, не любят они ответного огня. Всегда последнее слово, дескать, за собой оставляют. Верно, Желобов?

Пулеметчик утвердительно кивнул.

— Ну вот, — продолжал старшина, — Пастухов, в общем, ни в какую. Желобова от пулемета прочь — и давай сам по немцу садить. А у них это место, черт их знает, пристреляно, что ли, было уже. В общем, сразу наповал. — Кутейкин вздохнул и после некоторого молчания добавил: — И пулемет, сволочи, из строя вывели.

Егорьев поднялся и, сказав Кутейкину: «Несите за мной», пошел в сторону блиндажа. Старшина с сержантом расстелили плащ-палатку на дне окопа, положили на нее тело Пастухова и, взявшись за края, понесли вслед за Егорьевым. Около блиндажа все остановились. Егорьев распахнул дверь, скомандовал:

— Заносите.

Дрозд с Кутейкиным повиновались. Золин и Лучинков в нерешительности топтались у входа, заглядывая внутрь через открытую дверь. Пастухова положили на пол под пулеметной амбразурой. Через нее по-прежнему заглядывал луч солнца, падая на лицо лейтенанта, все так же летали пылинки.

— Отправляйтесь за Полесьевым, — приказал Егорьев старшине.

Кутейкин вышел. Егорьев повернулся к сержанту:

— Вы бы… — Он замялся, потом сказал: — Снимите, в общем, с него планшет, документы возьмите…

Дрозд в нерешительности стоял около стола.

— Ну, что вы встали! — прикрикнул Егорьев на него, нервно передернув плечами, добавляя уже тихо и спокойно: — Идите.

Дрозд ухмыльнулся и, подойдя к Пастухову, с брезгливым видом стал расстегивать на нем портупею.

— Стойте! — окликнул его Егорьев. Ему вдруг стало противно, что этот человек будет снимать с Пастухова ремни, рыться в карманах.

— Стойте! — повторил он. — Уйдите отсюда, я сам.

Дрозд, пожав плечами, удалился. Егорьев нагнулся над лейтенантом, вынул из нагрудного кармана гимнастерки его документы, отстегнул с перекинутого через плечо ремня планшет. Положив все это на стол, выдвинул из-под него грубо выструганную табуретку и сел, положив локти на колени и подперев голову руками. Пистолет Егорьев вынимать не стал.

Он сидел так неподвижно до самого прихода Полесьева. Лишь громко скрипнувшая дверь заставила его вздрогнуть. Увидев вошедшего в блиндаж старшего лейтенанта, Егорьев поднялся, но ротный, жестом руки остановив его, сказал:

— Не надо.

Егорьев безмолвно сел на прежнее место. Полесьев подошел к лежащему на полу Пастухову, окинул его быстрым взглядом, задержался на нескольких дырах на гимнастерке лейтенанта, вокруг которых темнели расплывшиеся пятна крови, и, поджав губы, с тяжелым вздохом опустился на койку. С минуту оба молчали. Потом Полесьев, еще раз глубоко вздохнув, произнес:

— Вот и боевое крещение.

Егорьев продолжал молчать.

— Так-то, лейтенант. — Полесьев поднялся. — Принимайте взвод.

— Я? — удивился Егорьев.

— Да, вы, — ответил Полесьев и указал на Пастухова. — Раз его уже нет.

— Но ведь вы говорили… — начал Егорьев, но ротный перебил его:

— Ну, раз так обстоятельства сложились… Я надеюсь, вы в курсе дел?

— Да, я в курсе дел, — подтвердил Егорьев и добавил, пожав плечами: — Ведь и дел-то никаких не было еще.

— Тогда командуйте, лейтенант, — сказал Полесьев. — Был бы очень рад, если вы окажетесь счастливее Пастухова.

— Товарищ старший лейтенант! — окликнул Егорьев ротного, когда тот уже брался за ручку двери. — А я ведь… Я ведь завидовал ему. Еще час назад завидовал.

Полесьев остановился и, грустно усмехнувшись, посмотрел прямо в глаза Егорьеву, сказав:

— У каждого своя судьба. Помните это, лейтенант!

На следующий день с утра пораньше в блиндаж к Егорьеву ввалился старшина Кутейкин с наполненным до краев кашей котелком. Егорьев, сидевший за столом, оторвался от карты и поглядел не старшину.

— Здравствуйте! — приветствовал тот лейтенанта.

Потом, смутившись своего бесцеремонного вторжения, виновато улыбнулся и спросил:

— Можно войти?

— Да вы уже вошли, — усмехнулся Егорьев.

Старшина подошел к столу и бухнул на него котелок. Часть пшенки, выплеснувшись через край, разлетелась по столу.

— Осторожнее, — сказал Егорьев, стряхнув кашу с лежавшей на столе карты и пряча карту в планшет.

— Прошу прощения, — извинился Кутейкин, рукавом вытирая стол. — А я к вам по делу.

— По какому же? — поинтересовался Егорьев.

— Да вы покамест каши откушайте. — Старшина пододвинул котелок к лейтенанту.