Владимир Рыбин - Непобежденные

«Мать честная, да она ж того, беременная! Вот так дождалась!…»

И вспомнились ему жалобы Ивана там, в горах, мучившегося из-за своей мужской невоздержанности, проявившейся в боевой горячке. «Дождалась!» — удовлетворенно повторил он про себя. И остро позавидовал другу, затосковал. В его холостящей маете не было ничего такого. Да уж и будет ли?…

С того самого дня, как Крылов вышел из госпиталя, поселилась в нем двойственность чувств и уж не оставляла ни на миг. Естественную радость весны, тепла и солнца затмевала тревога из-за того, что ночи становятся короче и транспорты не успевают затемно дойти до Севастополя. Желанная тишина на передовой (артобстрелы и бомбежки не в счет, все больше беспокоила. Ведь тихо было и там, на Керченском полуострове, откуда только и могло придти освобождение. Ох, уж это Керченское сидение! Не обернулось бы оно бедой. Да и естественной для человека эйфории выздоровления мешали отнюдь не радостные повседневные заботы, от которых все в штабе старались его уберечь и не могли. Начальник медико-санитарного отделения военврач 2-го ранга Соколовский разрешил Крылову выписаться из госпиталя на том условии, что ему будет предоставлен двухнедельный отпуск. Сам Крылов к этому врачебному напутствию отнесся скептически: какой может быть отпуск в такое время?! Но командарм принял врачебную рекомендацию всерьез и потребовал, чтобы начальник штаба делами пока не занимался, а отдыхал в своем домике, что стоял в Крепостном переулке неподалеку от штарма.

— Да как же не заниматься, Иван Ефимович? — взмолился Крылов. — Ведь люди будут приходить, о чем же с ними разговаривать, как не о делах?

— Понемногу, понемногу, Николай Иванович, по мере сил.

Понемногу не получалось. Не мог же начальник разведотдела Потапов, одним из первых пришедший к Крылову, рассказать половину того, что знал. А сведения, которые он сообщал, не радовали: перед фронтом противник накапливает силы, на его аэродромах появилось больше самолетов. И начальник оперативного отдела штаба флота капитан 2-го ранга Жуковский встревожил рассказом об усложнившейся обстановке на море. Транспортам все трудней стало прорываться в Севастополь, на подходе к Крымским берегам их караулят торпедные катера, самолеты-торпедоносцы, бомбардировочная авиация. Недавно были потоплены два наших транспорта с пополнениями для Севастополя, вооружением и боеприпасами. Транспорт «Львов» чудом уцелел, сумев уклониться от четырнадцати выпущенных по нему торпед.

Заглянул к Крылову и новый член Военного совета дивизионный комиссар Чухнов. Большой, уверенный в словах и жестах своих, он размашисто ходил по тесной комнате, оживленно рассказывал о командирах и бойцах, с которыми уже успел перезнакомиться в поездках по частям и соединениям, о Ленинградском фронте, откуда был вызван по распоряжению Мехлиса. И о самом Мехлисе тоже рассказывал, о его уверенности в том, что очень скоро немцы в Крыму будут разбиты.

— А как вы сами об этом думаете? — спросил Крылов.

Вопрос был не по правилам, и Чухнов недоуменно уставился на начальника штаба. Мог ли он, член Военного совета армии, думать иначе, не верить в разгром врага? Но все же ответил.

— Войск там много, накоплено большое количество техники, несомненно, что полным ходом идет подготовка к крупному наступлению.

Он помолчал, ожидая, что начальник штаба вспомнит всех беспокоившее — о чересчур затянувшейся подготовке этого наступления. Но Крылов промолчал, и Чухнов продолжил воодушевленно.

— Товарищ Мехлис так прямо и сказал: «Первое мая мы с вами встретим в Симферополе»…

Лучшего бальзама на заживающие раны и не надо бы. Да все мучило сомнение Крылова: до первого мая много ли осталось, а Крымский фронт все не шевелится. А ведь бои предстоят не шуточные. Или Мехлис рассчитывает на какой-то свой «блицкриг»?…

Мало знал Крылов о Мехлисе, только то, пожалуй, что фигура он большая — представитель Ставки, по существу, решающее лицо при Крымском фронте. «Почему же это решающее лицо никак не решится начать решительное наступление?» — спрашивал Крылов сам себя, не замечая каламбура.

Что он за человек, Мехлис? Этот вопрос он задал при встрече и бригадному комиссару Бочарову, только недавно вернувшемуся из Керчи, куда он ездил по своим политотдельским делам.

— Строгий человек, — ответил Бочаров. — Даже мелочи не проходят мимо его внимания. Получили новые карманные фонарики для командного состава. Казалось бы, пустяк — распределить их меж генералами. Но и это дело Мехлис взял в свои руки…

Так и не понял Крылов, хвалил Бочаров такую вседеятельность Мехлиса или осуждал его за мелочность. Но рассказ этот о фонариках все не забывался и, наконец, Крылов понял — почему. Фонарики — мелочь, но не говорят ли они' о том, что Мехлис в растерянности и, хватаясь за мелочи, лишь обозначает деятельность? Не видная никому внутренняя паника? Не потому ли Ворошилов под Ленинградом, как об этом рассказывал Чухнов, однажды самолично бросился в атаку вместе с бойцами? Растерялся в трудную минуту, ощутил беспомощность свою перед обстоятельствами и для самоутверждения ухватился за первое попавшееся дело.

Размышления эти совсем расстроили Крылова. Казалось бы, отчего расстраиваться? — Есть в Керчи и командующий фронтом генерал-лейтенант Козлов, а у него целый штаб опытных военачальников. Но Мехлис — это же Мехлис. Если уж, по рассказам, в кабинет к Сталину дверь ногой открывал, то можно представить, как он подмял под себя Козлова.

И сразу, как только Крылов об этом подумал, ясно стало, почему некоторые транспорты с боеприпасами, направлявшиеся в Севастополь, заворачивались на Керчь. Боясь поражения, Мехлис копил силы возле себя. И немало уж накопил. Только ведь не одним числом достигаются победы, а еще и умением…

Вот тебе и фонарики, вот тебе и «простительная слабость»!…

Мощный взрыв покачнул старенький домик, с потолка посыпалась побелка. Опираясь на палку, Крылов вышел, увидел в небе привычную карусель воздушного боя, а на том месте, где был домик, в котором в тихие ночи отдыхал командарм, стояло облако пыли. Прихрамывая, он заспешил к домику, но кто-то, бежавший навстречу, остановил радостным возгласом:

— Не было там Петрова!… Командарм в штабе!…

С трудом Крылов спустился на второй этаж штабного бункера и первого, кого увидел, майора Ковтуна.

— Костенко погиб, слышали? — заговорил он возбужденно.

Крылов кивнул. Батальонный комиссар Костенко был военкомом оперативного и разведывательного отделов штарма. Несколько дней назад они с Ковтуном возвращались в штаб и попали под такой же, как сегодня, воздушный налет. Не успев добежать до щели, легли у каменной ограды. Там его и достал тяжелый осколок.