Владимир Рыбин - Непобежденные

— Докладывайте, — сказал командарм, погасив улыбку.

Доклад начальника штаба был неутешительным. И за короткое время, пока командарма не было на КП, случилось немало. Убит капитан Леонов, только что назначенный командиром 773-го полка вместо капитана Ашурова. Тяжелые бои развернулись на участке Кудюрова. Проводная связь с кавдивизией прервалась. Противник вклинился в стык между полками Матусевича и Гусарова. И те, и другие не раз ходили в штыковые атаки, но восстановить положение не смогли.

— Какой разрыв? — спросил Петров.

— Несколько сот метров, возможно до километра.

— И четыре километра до бухты.

— Даже меньше.

— Рвутся вперед, пренебрегая тем, что могут оказаться в мешке.

— Атакуют без шинелей…

— Что?!

— Взяли в плен несколько полузамерзших немцев. Они объяснили, что шинели у них отобрали перед атакой, обещав выдать в Севастополе.

— Рвутся. Торопятся войти в график. Сегодня у них это получится. А вот завтра…

Командарм шагнул к карте, уставил взгляд на синие стрелы, устремленные к бухте. По карте выходило, что противник силами до батальона или больше закрепился на двух безымянных высотах и в примыкающих к ним лощинах Мекензиевых гор. Замысел противника был ясен: облегчить прорыв сюда всей 24-й дивизии, которая, несомненно, имела задачу где-то соединиться с частями 132-й дивизии, атакующей севернее. Здесь в этот час было самое горячее место, и если вражеский клин сейчас же не срезать, то может получиться, что завтра входящие в бухту корабли встретят огнем прямой наводки немецкие батареи.

Срезать клин… Но чем? Огонь артиллерии, самолеты? Но местность такова, что без пехоты не обойтись. Коломийцу снять подразделения с других направлений никак нельзя. У соседей тоже никаких резервов. Нужен свежий ударный батальон. Где его взять?

— Соедините меня с Жуковым, — сказал Петров. И сразу взял трубку, услышал резкий, сухой голос контр-адмирала. Гавриил Васильевич, нужен и немедленно резервный батальон, пятьсот-шестьсот смелых бойцов.

Жуков помолчал. Петров знал, о чем думал контр-адмирал в тот момент, о том, что береговые службы флота и без того донельзя обобраны. Только за последние дни тысячи ушли на передовую. Даже из авиации, даже из артиллерии. И растворились там, растаяли, исчезли в огне непрерывных боев. Где взять еще?

— Будут, — коротко сказал Жуков, — давайте хорошего командира.

Петров подержал в руке затихшую трубку, думал, кто лучше всего справится с такой задачей? Вести в бой людей, которых никогда не видел и не знаешь. В очень ответственный бой.

— Как майор Шейкин? — спросил Крылова.

— Подойдет. Еще в Одессе его батальон перебрасывался на прорывный участок, где помог восстановить положение.

— Его батальон. Здесь будет батальон, который он не успеет толком даже увидеть.

— Справится, — уверенно ответил Крылов. — Не новичок в армии, справится.

— Вызывайте.

Командарм ушел в свой кубрик. А когда вернулся, то увидел майора Шейкина, стоявшего перед Крыловым. Зеленые петлицы пограничника на безупречно сидящей, перетянутой ремнями шинели, на груди — автомат и бинокль, на боку — полевая сумка. Но более всего удивило командарма то, что Шейкин так быстро приехал из Балаклавы. Похоже, он и не собирался вовсе, как был, вскинулся и примчался.

— …Сколько будет бойцов, какое вооружение — неизвестно, это выясните на месте, — говорил Крылов. — Командиры рот с батарей береговой обороны. Батальону придаются три танкетки…

— Представитель штаба сектора встретит вас У кордона Мекензи и уточнит задачу и обстановку, — сказал Петров, подходя к Шейкину, — Запомните одно: немцы, прорвавшиеся в наши тылы, должны быть уничтожены.

Он помолчал, ожидая вопросов. Но Шейкин вопросов не задавал.

— Желаю успеха, — сказал Петров, пожимая майору руку.

— Желаю успеха.

Крылов тоже пожал ему руку и поднялся наверх, проводил до машины. Когда вернулся, увидел, что командарм сидит за столом и быстро пишет в служебном блокноте.

Направим телефонограмму во все соединения и отдельные части, — быстро сказал он, не отрываясь от бумаги. — Вот читайте.

Он подал блокнот Крылову. На узкой странице беглым почерком было написано: «Принять к сведению: решением Ставки ВГК гарнизону Севастополя направлена крупная поддержка свежими войсками… Первые эшелоны ожидаются в течение 24 часов. Задача войск ни шагу назад, до последней возможности защищать свои рубежи, дабы обеспечить возможность развертывания прибывающих частей. Это сообщение довести до командиров и военкомов батальонов, вселить в войска уверенность и стойкость…»

— Правильно, — сказал Крылов. — Это совершенно необходимо сделать. — И подпишем телефонограмму все мы — я, вы, Кузнецов, Моргунов…

На КП было тихо. Сюда, в подземелье, не доносилась канонада бомбежек и артобстрелов, и о том, что наступила ночь, штаб узнавал лишь по тому, что умолкали телефоны: с наступлением темноты обстрелы и атаки прекращались. Но сегодня бои продолжались и ночью. То из одного сектора, то из другого сообщали о попытках больших групп автоматчиков просочиться, прорваться, захватить хоть высотку, хоть склон оврага, чтобы облегчить завтрашний, похоже, и впрямь решающий штурм.

Ночью Петров заставил себя отдохнуть несколько часов. Но задолго до рассвета он был уже на берегу бухты, готовясь встретить корабли и сразу поставить прибывающим частям боевые задачи. Уже совсем посветлело небо, ясно вырисовался противоположный берег. Над морем лежал туман. Над туманом, над застывшей в неподвижности свинцовой водой бухты кругами ходили наши самолеты, готовые прикрыть прибывающие корабли. Но кораблей не было.

Майор Шейкин не задал ни одного вопроса командарму не потому, что ему нечего было спросить. За двадцать два года своей военной службы он научился понимать не только то, что ему говорят, но и что не договаривают. Можно было спросить о батальоне, но если командарм не знал даже его численности, то, стало быть, первым с батальоном предстоит знакомиться ему, Шейкину. Он сам должен выяснить боеспособность батальона и доложить об этом. И потому, пожав руку командарму, а потом, наверху, начальнику штаба, он, ничего не спросив, побежал к ожидавшей его машине.

Долго и медленно ехали вдоль поблескивавшей в темноте бухты, затем свернули в сторону, углубились в мелколесье, сплошь покрывавшее пологие склоны. Много раз машину останавливали, приходилось объясняться со злыми от бессонницы и усталости часовыми и патрульными. Наконец, когда он очередной раз предъявил документы остановившим его на лесной дороге краснофлотцам, одетым явно не по погоде — в бескозырки, услышал радостное: