Владимир Рыбин - Непобежденные

— Товарищ майор, а мы вас ждем!

Уже развиднелось, и Шейкин разглядел краснофлотцев, сидевших и лежавших возле дороги, одетых кто как — в бушлата, шинели, телогрейки. Когда построились, Шейкин увидел и единообразие, оно было в каких-то свертках, которые каждый держал под мышкой.

— Что это такое? — спросил он.

— Матрасы.

— Какие матрасы?

— Пробковые.

— Зачем они?

— Казенное имущество, бросать не положено. «Матрасы так матрасы, — мысленно махнул рукой Шейкин. — Бог с ними, сейчас не это главное».

К нему подошли командиры, представились:

— Комиссар батальона старший политрук Шмидт?

— Начальник штаба старший лейтенант Алексеев.

— Людей знаете?

Они оба, как по команде, оглянулись на неровный строй. Ответил начальник штаба.

— Кое-кого знаем… Все ведь из разных частей.

— Численность батальона?

— Пятьсот с хвостиком.

— Нужно точно.

— Будет точно.

— Вооружение?

Он снова оглянулся на матросов.

— У всех винтовки. Штук десять станковых пулеметов. Потом уточним.

— Уточнить надо сейчас.

— А нам сказано: сразу в бой, — вроде бы невпопад сказал начальник штаба.

— Сразу в бой, — машинально повторил Шейкин и с беспокойством подумал, что задачу, поставленную командармом, он с этими людьми, пожалуй, не выполнит. Был бы хоть день познакомиться с ними. Спросил: — Кому-нибудь приходилось… в поле?…

— Откуда, товарищ майор! Все флотские.

«Не выполню задачу! — снова с тоской подумал Шейкин. — Хоть бы несколько часов! Если уж не научить, так показать, как укрываться на местности, передвигаться перебежками, окапываться…»

Из кустов вышел плотный коренастый генерал в сопровождении автоматчика. Обрадованно оглядел строй.

— Вовремя, молодцы, вовремя…

Это был командир 25-й дивизии Коломиец, решивший сам встретить батальон, чтобы тут же, не мешкая, поставить перед ним задачу.

— В лес, в лес. — Он беспокойно оглядел светлеющее небо. — Не дай бог, заметят…

И первый пошел в чащобу мелколесья, оглядываясь на рассыпавшийся между деревьями строй. Там он остановился и совсем по-домашнему, не ораторствуя, начал объяснять столпившимся вокруг него людям, как опасны те немногие, прорвавшиеся на высоты, немцы, как важно сейчас же выбить их, пока к ним не подошли подкрепления, как он, генерал Коломиец, верит в успех предстоящей атаки, потому что не раз видел бесстрашие и самоотверженность моряков.

Фронт дышал неподалеку редкими выстрелами, короткими всхлипами пулеметных очередей. Генерал говорил торопливо, то и дело поглядывал на небо в той стороне, где стучали выстрелы, опасаясь, как бы это сонное дыхание фронта не взорвалось сию минуту оглушающей канонадой: немцы и так запозднились.

— А вы — бегом на КП, — обернулся он к стоявшему рядом майору Шейкину. — Это близко, вас проводят. Уточните с начальником штаба детали. Я сейчас туда приду.

Понимая, что стоящие перед ним люди не имеют представления о сухопутном бое, Коломиец начал рассказывать им, как нужно действовать здесь, в условиях горно-лесистой местности, но уже через несколько минут прервал рассказ и заторопился на КП: время не ждало. Входя в землянку, услышал слова комбата о том, что люди ему совершенно незнакомы и потому он сомневается в успехе.

Нет, его не возмутили слова Шейкина: все было верно, трудно вести в бой людей, которых только что впервые увидел. Но у генерала не было выхода; не мог он дать комбату ни одного часа. И он резко прикрикнул на него:

— Ты почему уговариваешь начальника штаба?! Немедленно выполняй мой приказ!

Через четверть часа рассыпавшиеся цепью роты уже лежали на исходном рубеже. Прячась за камни, за нетолстые кривые стволы дубков краснофлотцы высматривали в сером рассветном сумраке, где он там, враг? За полого поднимавшимся полем с частыми деревцами и кустами угадывался некий гребень черной вывороченной земли, на котором время от времени вспыхивали огоньки пулеметных очередей.

— Все у нас не по правилам, — сказал Шейкин комиссару и начальнику штаба. — И бой будет не по правилам. Каждому придется взять роту и вести ее.

Он огляделся. Краснофлотцы копошились под кустами, складывали рядками свои матрасы, готовились к атаке.

И тут вздыбился гребень высоты сплошными разрывами. Близкий гул заложил уши. Шейкин забеспокоился: в таком гуле его команд никто не услышит. Но подумал, что команды и не нужны: в этом бою все будет решать личный пример.

Десять минут, как было условлено, артиллерия долбила высоту. За минуту до того, как истек этот срок, Шейкин поднялся в рост и, взмахнув автоматом, пошел вперед. И сразу ожила лесная опушка: все ждали момента, когда командир поднимется в атаку. Такое единодушие обрадовало, он снова взмахнул автоматом, тонким в грохоте разрывов голосом закричал «Впере-од!» и побежал.

Вдруг наступившая тишина испугала, люди сразу почувствовали себя незащищенными, словно бы голыми на пустом пространстве. Но это и подстегнуло. Стреляя на бегу, чтобы только убить угнетающую тишину, разрозненно крича «Ура!», краснофлотцы бежали вперед, перепрыгивая через кусты и камни.

«Выдохнутся! Не добегут!» — думал Шейкин, прикидывая еще далекое расстояние до черного гребня, но остановиться не мог. Да и понимал уже: обязательные в иных случаях перебежки теперь ни к чему. Только так, нахрапом и натиском, можно взять в этой атаке, только так.

Пули хлестали мерзлую землю у самых ног, пули вжикали над ухом, но он старался не обращать на них внимания. Оглянулся, услышав сильный хлопок, — будто палкой ударили по тугой шинели. Бежавший рядом краснофлотец падал прямой, как столб, падал вперед. Наверное, очень страшно было смотреть на эту атаку со стороны: сбитые пулями люди внезапно сгибались и, еще не потерявшие инерции бега, катились по земле, словно и мертвые хотели хоть на шаг приблизиться к врагу. А живые не останавливались. И эта редеющая лавина уже захлестывала черный гребень.

И немцы побежали. Шейкин видел, как вскакивали и исчезали темные фигурки. Еще стучали пулеметы и винтовки, трещали автоматы, но огонь противника слабел с каждой минутой. Гребень высоты перемахнули, даже не заметив его, такой он был гладкий вблизи, не оборудованный окопами: окопаться в мерзлом грунте немцы не успели. То там, то тут возникали клубки рукопашных, но они быстро распадались, эти клубки, и уж ничто, кроме разрозненной, панической трескотни автоматов, не сдерживало разгоряченных боем моряков.

Проскочили мелколесье в неглубокой лощине, многие уже не бежали, а шли, запаленно дыша, но не останавливались. Шейкин и сам не знал, где нужно остановиться. Задача была слишком обща: уничтожить прорвавшихся гитлеровцев. Но они все казались ему еще не уничтоженными. Да и трудно было остановиться: если враг бежит, как не преследовать его? На очередном поле запрыгали белые клубки минометных разрывов, тут уж и вовсе нельзя было останавливаться: из-под обстрела, особенно минометного, лучше всего выходить броском. И Шейкин закричал, задыхаясь и хрипя: