Владимир Рыбин - Непобежденные

Подробности этих боев еще не дошли до высших штабов, но уверенность, что оборона выстоит, не покидало никого, Теперь, когда так удачно, без потерь, доставлено пополнение, прорыв врага к бухтам казался и вовсе уж нереальным.

Совещание закончилось быстро, и генералы разъехались: Моргунов на свой КП береговой обороны над Артиллерийской бухтой, Остряков — на мыс Херсонес, где базировались основные силы авиации, а Петров помчался на Мекензиевы горы, куда выходила после выгрузки 79-я бригада.

Командир бригады полковник Потапов встретил командарма возле своего КП, расположившегося в небольшом домике дорожного мастера. Дом этот, приютившийся на крутом обратном скате высоты, густо поросшем дубняком и кустарником, находился в недосягаемой для артиллерии противника зоне и, наверное, потому стоял целехонький. Только окна, заделанные фанерой и досками, да глубокие выбоины на некогда белых стенах говорили о том, что и здесь место не вовсе безопасное. Но существовало ли хоть одно вполне безопасное место во всем Севастополе?

Потапов встретил командарма на тропе, поднимающейся по склону в кустарниковых зарослях. От крупной, прямой фигуры его, туго обтянутой флотской шинелью, от каждого слова и жеста веяло уверенностью. Словно был он давним хозяином этих мест, этого одинокого домика и собирался им оставаться всегда. Еще по Одессе знал Петров, что чего-чего, а уверенности Потапову не занимать. Порой она перерастала в самоуверенность, и тогда Потапов совершал нечто такое, что ошеломляло даже всего ожидающего противника. В Одессе, еще майором возглавляя отряд моряков-десантников, он в запале боя прорвался в неприятельский тыл, на свой страх и риск совершил там дерзкий рейд, чем вызвал в стане врага немалый переполох. И за что потом получил и поощрение за нанесенный противнику урон, и серьезный нагоняй за партизанщину.

У Потапова командарму понравилось все — и четкость докладов командиров подразделений, в горячке выгрузки умудрившихся не растерять ни людей, ни имущество, и спокойствие, с какой принималась необычность новой обстановки, и то, что командный пункт размещен близко к переднему краю. Вот где желал бы находиться и он, командующий армией, в эти дни, чтобы непосредственно руководить войсками на главном направлении вражеского удара.

— Отдыхать и устраиваться времени не будет, — сказал командарм комбригу. — К шести утра бригада должна быть сосредоточена у кордона Мекензи — станции Мекензиевы горы. На рекогносцировку местности светлого времени уже нет, поэтому роты будут выведены в исходные районы специально выделенными проводниками. К восьми ноль-ноль быть в готовности атаковать врага…

Еще никогда контратаки не предпринимались такими большими силами: бригада Потапова численностью четыре тысячи человек, слева от нее два полка 388-й дивизии, численность которых была не меньше, справа — закаленный в боях 287-й полк Чапаевской дивизии. Командарм надеялся, что удастся разгромить группировку противника, вклинившуюся в нашу оборону в районе Камышловского оврага, и вернуть свои позиции на главном оборонительном рубеже. И только незаживающей занозой свербила мысль о слабых полках 388-й дивизии Все последние дни там работали представители штаба и политотдельцы и, по докладам, работы был еще непочатый край. Но не было других, более боеспособных частей, чтобы заменить ими 388-ю, дать ей получиться…

Знал об этом и Манштейн. На рассвете он бросил свои, усиленные резервами, части как раз против 388-й дивизии, опередив ее контратаку. Утро вставало хмурое и дождливое, в сыром воздухе глохли выстрелы танковых пушек, частые разрывы снарядов, сплошной треск пулеметов и винтовок Удар был внезапный и сильный, и 388-я попятилась.

Беда часто начинается с желания людей сделать как лучше. Отдельному бойцу или командиру кажется, что он все предусматривает, поступая так-то и так-то. А в минуту смертельной для себя опасности он бывает совершенно уверен, что, сменив позицию, окажется в более выгодном положении и сможет лучше бить врага. Бывает, что и лично смелый, но не проверивший себя в критической ситуации, человек считает, что он вовсе не трусит, а лишь поступает благоразумно, даже применяет предписанную Уставом личную инициативу, военную хитрость. В минуту смертельной для себя опасности человек цепляется за расхожую формулу: «Устав не догма, а руководство к действию» и слова приказа «стоять насмерть!» начинает принимать лишь как символ , как аллегорию. Какой кровью омывалось, особенно в первый год войны, это, на первый взгляд, безобидное заблуждение психики!…

Понеся большие потери и сдав противнику важные высоты, 388-я отошла к станции Мекензиевы горы. Еще немного и противник мог вырваться к морю в районе Любимовки, отсечь оборонявшиеся под Бельбеком войска. Контрудар, на который возлагалось столько надежд, был сорван, не начавшись. 79-й бригаде пришлось менять направление контратаки и бить во фланг прорвавшейся группировки врага, чтобы не допустить прорыва фронта.

Под моросящим дождем со снегом цепи краснофлотцев пошли через мелколесье, залегли под сильным огнем, снова поднялись и пошли, редея, но не останавливаясь. Вот когда показало себя централизованное управление артиллерийским огнем. Батареи, разбросанные на многих километрах оборонительного района открыли массированный огонь по прорвавшемуся противнику. Загудели орудийные башни крейсеров и эсминцев, все еще стоявших в бухтах, — главным образом по засеченным позициям вражеской артиллерии, пытавшейся огнем остановить потаповцев, углубить брешь в частях и подразделениях отступившей 388-й дивизии. Тысячи снарядов рвали истерзанную землю. И тогда-то, в эту грохочущую какофонию, вплелись незнакомые звуки. Что-то со звоном, с придыхом, пролетело под низкими тучами, словно трамвай промчался по поднебесью, и взорвалось, перекрыв утробным гулом оглушающую канонаду. Опытные моряки-артиллеристы сразу определили — 14-дюймовый калибр. Такой артиллерии у немцев прежде не было. Значит, привезли мощные орудия специально для этого решающего штурма. Но удивишь ли моряков большим калибром?!

Цепи краснофлотцев устремились вперед с упорством, пугающим врага. И враг отступил. К вечеру позиции, оставленные 388-й дивизией, были отбиты. Но вражеский прорыв расширялся в других местах. Чтобы прикрыть весь участок прорыва, одной бригады было слишком мало.

В эти часы Петров не отходил от телефонов. Но добиться от коменданта 4-го сектора генерала Воробьева точных сведений о положении частей 388-й дивизии не мог. Отлучиться из штаба, чтобы самому разобраться в положении, было нельзя: противник рвался вперед не только на севере. Введя в бой подкрепления, переброшенные с Керченского полуострова, ему удалось основательно потеснить наши части во втором секторе обороны, И все же командарм не выдержал, поехал в 4-й сектор, взяв с собой комбрига Монахова. Ему было ясно, что нужно, совершенно необходимо сейчас же сменить командование 388-й дивизии. Да и о замене генерала Воробьева следовало подумать, слишком отстраненно он руководит боем, неинициативно. Всю дорогу Петров морщился, думая об этом. Понимал: горячка перемещений начинается при неустойчивости положения, при неуверенности. Но ничего другого придумать не мог.