Игорь Шелест - Крылатые люди

Между тем Костя уже сделал три круга над аэродромом. "В последний раз, — решил он, — больше не стану уходить на круг: все равно сил не хватит!"

И как знать, если бы не чувство величайшей ответственности за жизнь раненых товарищей, если бы он один был на борту, возможно, у него и не хватило бы сил собрать всю волю, всю энергию, чтобы попытаться превзойти самого себя и все же приземлить машину на четвертом заходе.

Увы… Первая и последняя самостоятельная ночная посадка штурмана Иконникова, пилотировавшего двухмоторный бомбардировщик Ил-4, была выполнена далеко не на пятерку. Более того, оп ударился колесами так сильно, что, несмотря на снег, несмотря на исключительную прочность стоек шасси, они все же не выдержали.

Сперва отлетела одна нога шасси, и самолет повалился на крыло, вслед за этим вывернулась и вторая. Пропеллеры стали чиркать концами о мерзлую землю и загнулись в рога, моторы затихли, а самолет, все еще имея большую скорость, мчался на брюхе по укатанному снегу полосы. Теперь он был всецело во власти инерции, и штурману никак не подвластен. И вот тут, к ужасу своему, Константин заметил, что самолет стремится к краю полосы, где возвышается уплотненный снежный бруствер.

Эти последние две-три секунды перед неотвратимым столкновением со снежным уступом и поныне возникают в глазах Кости. Вот бугор рядом! "Мгновенье, остановись!" Вот уже застекленный нос вонзается в снег. Треск, скрежет раздираемого металла. Через проран внизу врывается снежный пресс. "Все!"

Сознание, очевидно, оставило его на какое-то время. Но вот он услышал крики и беготню вокруг самолета. До ушей донесся возглас: "Этот, впереди, готов!" Люди, как видно, занялись теми, кто был в кабинах позади.

Снег стиснул, замуровал Иконникова в носу фюзеляжа. Скрючились ноги под сиденьем. Ручка управления — он ее так и не выпустил из рук — уперлась в грудь. Масса снега, собранная при скольжении развороченного носа фюзеляжа, прижала его к стенке так, что он не имел возможности ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Он скорей всего испустил бы дух, если б люди помедлили. Но вот кто-то прямо "с улицы" — подход был свободный — поскреб над его головой снег, и Костя услышал: — Да ведь он будто жив еще!..

И тут зазвенели лопаты, люди стали рубить снег. Второпях задели ногу штурмана. Он закричал от боли, а все обрадовались:

— Значит, жить будет, если так орет!

Костю вытащили из глыбы снега и перевязали рану, нанесенную лопатой, — она оказалась единственной.

В ту же ночь потерпевших доставили в госпиталь, и, когда им оказали необходимую врачебную помощь, к ним приехал командир группы Бицкий. Входя в палату, он спросил громко:

— Где тут капитаны Вихорев и Иконников? Медсестра, сопровождавшая его, тихо поправила:

— Лейтенанты, товарищ командир…

— Нет, я не ошибся, именно капитаны! — И, окинув всех взглядом, пояснил: — За блестящее выполнение боевого задания командующий произвел их в капитаны.

— Товарищи Вихорев и Иконников! — продолжал он. — Я доложил о вашей исключительно удачной "свободной охоте", сковавшей немецкие аэродромы. Доложил и о том, как вы, товарищ Иконников, довели и приземлили подбитую машину. Кстати, какой это по счету ваш боевой вылет?

— Шестьдесят шестой, — товарищ командир.

— А у Вихорева? — тихо спросил Бицкий, видя, что летчик в забытьи.

— Боюсь соврать.

— Ладно. — Бицкий внимательно заглянул Косте в глаза. — Ну молодцы, пошевелили немцев! Я представил вас к ордену Красного Знамени. Поправляйтесь. — Сказал, вставая: — Надеюсь скоро увидеть вас в строю. В час добрый.

В последние дни декабря 1941 года, когда пароход «Декабрист» разгружался в Мурманском порту, группа авиаторов, возвратившаяся из-за океана, вступила на твердую почву родной земли и поселилась в одной из гостиниц Мурманска.

Завершая кругосветное путешествие в разгар второй мировой войны, могли ли они надеяться, что о прибытии их в Мурманск родные и близкие будут вовремя информированы? И все же втайне каждый мечтал: "А вдруг да и привалит счастье, получу весточку!"

Нет, не привалило.

Возвратившись в гостиницу, советские парни в американских костюмах расселись по углам и долго строчили письма, украдкой вздыхая про себя.

В штабе ВВС Севморфлота наших авиационников ждало распоряжение из Москвы: "Группе оставаться в Мурманске, собирать самолеты, ждать приказа на перегон".

Фронт от аэродрома находился в сорока километрах. Помещение группе предоставили хоть и холодное, но большое, достаточно освещенное. Время близилось к полуночи, когда все собрались у репродуктора, чтобы прослушать поздравление Советского правительства народу и Красной Армии с наступающим 1942 годом.

Бьют куранты. Звучит «Интернационал». Друзья поздравляют друг друга с Новым годом. А в мыслях: "Что-то он сулит каждому?.." Но как все же бесконечно радостно после долгих странствий по белу свету оказаться у себя на Родине!

Георгию не спится. Прикрутив радио, слушает концерт. "Чуют пра-а-вду…", — звучит могучий бас Максима Дормидонтовича Михайлова.

Концерт вдруг прервался. Диктор затаенно-торжествующим голосом стал читать экстренное сообщение Сов-информбюро. Георгий вскочил с табуретки, прислонился ухом к репродуктору, жадно вслушиваясь в каждое слово. Увидел, как зашевелился бортинженер Лысенко, приподнял на него удивленные глаза:

— Что? Где? Георгий Павлович…

Мог ли Георгий сдержать в себе радость?

— Товарищи! Братишечки! Наши войска освободили Калугу, родину Циолковского! Ур-ра, братва, ур-ра!

Будто выстрелил над ухом каждого. Все повскакали с коек, стали обнимать друг друга, кружить, колотить по плечам.

В первой декаде января сорок второго года в Заполярье свирепствовала вьюга. А когда утихла, воздух заискрился на тридцатиградусном морозе. Сборка самолетов осложнилась еще и тем, что приспособления и запасные части оказались на других транспортах, ушедших в Архангельск. Пришлось побираться, упрашивать местные мастерские изготовить опоры для стыковки плоскостей. И вообще, сборка крыльев на морозе оказалась адским делом. Каждую из консолей нужно было присоединить к центроплану тремястами болтов, затянув каждый из них тарированным ключом и законтрив. А сделать это в рукавицах не было никакой возможности. Так что случалось, и нередко, пальцы липли к болтам, оставляя на металле кожу.

Обнаружилась серьезная неприятность: под действием морской воды, не раз хлеставшей через палубу, на одном из самолетов подвергся разрушительной коррозии обод колеса шасси. Попробовали ковырнуть его отверткой и продырявили насквозь в нескольких местах. Пришлось запросить запасное колесо из Архангельска.