Кирилл Александров - Офицерский корпус Армии генерал-лейтенанта А.А.Власова 1944-1945

Следователи, которые вели «дело Беккера», начальник управления контрразведки ГСОВГ генерал-майор И.В. Зеленин, начальник 3-го главного управления МГБ СССР генерал-лейтенант Н.А. Королев, заместитель Начальника управления генерал-майор В.И. Бударев, начальник следственного отдела управления генерал-майор А.Я. Герцойский в 1948–1953 гг. были уволены из органов госбезопасности и осуждены (ЛАА. Тумшис М.А. Материалы по делу старшего лейтенанта госбезопасности Р.И. Беккера. Рукопись. Л. 5).

Из воспоминаний кандидата в члены КОНР А.С. Казанцева: «Если верить молве, два человека из всех известных мне сломились под тяжестью тех трагических дней и пошли с молитвой к врагу, к большевизму — генерал Благовещенский и генерал Закутный. Первый — тяжело больной, всегда раздраженный, активного участия в Движении никогда и не принимавший» [31, 324].

На суде 30 июля 1946 г. Б. заявил: «В антисоветскую организацию, возглавляемую Власовым, я вступил, хотя и не имел на это прямых указаний от советских органов, с целью подрыва этой организации изнутри, с целью разлагательской работы…» [70, 26].

См. примечание 31 к ст. «Ананьин». Управление «Волга» образовано в ноябре 1942 г. в качестве одного из строительно-дорожных подразделений организации ТОДТ.

Есть версия, что «встреча с Пастуховым» являлась спецпроверкой СД. Но исходя из того, что из советского обвинительного заключения по делу Б. этот эпизод выпал, можно считать, что контакт с Б. действительно установили органы госбезопасности. Л.Е. Решил пишет, что Пастухов па самом деле носил фамилию Лопатин и имел знание генерал-лейтенанта [68, 13–14].

Или не захотел: Б. знал Власова еще с конца 1920-х гг., они хорошо относились друг к другу. Показания Б. па послевоенном следствии демонстрируют, что тот видел по Власове искреннего противника советского режима и строя.

По другим данным — 1 декабря 1944 г.

«С конца 1945 г. тактика допроса резко изменилась. Теперь Богданову вменялось в вину, что он наладил связь с Власовым и вступил в РОА из шкурных побуждений. Связь с партизанами трактовалась как выполнение задания СД. Скорее всего, дело Богданова «СМЕРШ» превратил в орудие борьбы против наркома госбезопасности Меркулова. Вот поэтому неудачливый агент опергруппы НКГБ СССР Михаил Богданов рассматривался сперва как кандидат па виселицу вместе с Власовым, а затем как агент немецкой разведки. Это отражало ту жестокую войну на уничтожение, которую вел начальник ГУКР «СМЕРШ» Виктор Абакумов против наркома госбезопасности Всеволода Меркулова» [68, 14].

До 3 марта 1945 г. — командир 2-й казачьей пешей бригады.

До 3 марта 1945 г. — командир 1-го казачьего конного полка.

До 3 марта 1945 г. — Атаман округа Донских беженских станиц.

Генерал-майор А.Е. Будыхо не служил в ВС КОНР, однако имел чин генерал-майора РОА, что дало нам основание поместить его биографию в данном справочнике.

В действительности с октября 1942 г. по май 1943 г. отправил в лагеря военнопленных, как «неблагонадежных», 10–12 человек из 200 членов ПЦБ.

Сведений, где А.Е. Будыхо находился с 13 по 19 октября 1943 г., не обнаружено.

В 1982 г. Главная военная прокуратура сочла обвинение доказанным и отказала в реабилитации; хотя он не был уличен в серьезных действиях, направленных против существовавшего режима, факт его антисоветских настроений был вполне доказан. Его переход к партизанам можно рассматривать как результат разочарования в германской восточной политике.

С 1919 г. — 102-й стрелковый.

С 1929 г. — 11-й Туркестанский.

В августе 1942 г. 389-я стрелковая дивизия входила в состав 9-й армии Закавказского фронта и занимала оборону по реке Терек. Б. получил приказ из штаба армии взорвать мост на участке Моздок — Червленное, что и выполнил. Однако не все части 9-й армии к этому моменту успели переправиться на советский берег, Б. отстранили от командования дивизии и отдали под суд. (ЦА ФСБ РФ. Н-18766. Т. 25. Л. 20). По другим данным, Б. арестовали 26 сентября, и военный трибунал осудил его по ст. 193-20 «б» УК РСФСР к расстрелу (там же. Л. 79).

К этому моменту бригада потеряла больше 35 % личного состава, 2 орудия, не имела танков и автотранспорта (ЦАМО РФ. Ф. 1864. Он. 1, Д. 1. Л. 20). В отчаянных боях 13–14 октября 1942 г. численность бригады сократилась еще на треть от первоначального состава (там же. Л. 25).

Характер протоколов допроса Б. не оставляет сомнений, что версия о его переходе на сторону Вермахта в декабре 1942 г. — версия следствия (ЦА ФСБ. Н-18766. Т. 25- Л. 13–22). Как правило, перебежчики в звании полковника сразу же передавались в отдел штаба ОКХ «Иноземные армии Востока» полковника Р. Гелена.

До этого Б. награжден двумя медалями для восточных добровольцев.

По немецкой нумерации для документов Вермахта — 600-я пехотная гренадерская дивизия (русская).

А. А. Власов выступал против вмешательства дивизии в Пражское восстание: он считал, что, вмешавшись в восстание, Б. необратимо потеряет фактор времени для перехода в американскую зону, что и случилось к 10 мая [83, 170–171].

Около 300 власовцев погибли в пражских боях и более 1000 получили ранения, оставшись на излечении в госпиталях Праги [12, 256–257].

Б. не служил в ВС КОНР, однако некоторое время играл видную роль в создании кадрового центра Власовского движения — Дабендорфской школы РОА, поэтому биография помещена в данном издании.

Причины судимости не установлены.

Членом Военного совета армии был бригадный комиссар (генерал-майор) Г.Н. Жиленков.

Г.А. Пшеничный в 1972 г. охарактеризовал его так: «Б. был выдержанным, тактичным, очень толковым и грамотным офицером, обладал даром слова. Пользовался уважением и авторитетом у всего состава курсов» [58, 66].

Данные о численности группы противоречивы: 16 человек, из которых 14 немцы публично повесили на ампельплаце в Заксенхаузене [51, 17], «несколько человек» (ЛАА. Фонотека. Интервью А.Н. Артёмова автору 6 октября 1993 г., Франкфурт-на-Майне).

Этапированный Гестапо в Заксенхаузен член НТС А.Н. Неймирок вспоминал: «Николай Степанович сделается нашим другом. И то, что политически он стоит «по ту сторону баррикад», отождествляя защиту Родины с защитой режима, не толкает нас на возражения. Спорим мы с ним редко и неохотно. Разве можно требовать от человека, идущего из-за своих убеждений на смерть, признания в своей неправоте? Это было бы жестоко. Иллюзия своей правоты была для Николая Степановича единственным утешением. Может быть, в глубине души он чувствовал силу наших аргументов. Но мы не настаивали на них и вообще избегали «острых углов». Две недели, проведенные в одном бараке с ним, оставили о нем память как об умном, серьезном, честном и мужественном человеке» [51, 14–15].