Святослав Сахарнов - Камикадзе. Идущие на смерть

— Знаешь, почему меня никуда не берут? Девушка должна быть чистой. «Поди, — говорят, — назад в ту канаву, из которой выбралась…» Ты видел на Второй улице дома? Так вот, там три разряда. Первый — для японцев, для настоящих, как они сами себя называют, не то что мы с тобой. Второй — для тех, кто приехал с Окинавы. И третий — для корейцев. Так вот, меня не возьмут даже в третий. Ты ни разу не ходил в такой дом?

— Дура.

Она жалко усмехнулась.

— Я давно не мылась по-настоящему. И платье на мне видишь какое. Ты ничего не понимаешь.

— Что понимать?

— Я хочу хорошенько помыться. У тебя мыло есть?

— Есть. И таз. А утюг я могу попросить у соседки.

— Ну, наконец-то. Ты ночуешь в мастерской?

— А где же? Там, на полу.

— Мне холодно под мостом. Я каждую ночь там.

— Я не виноват, что ты попала туда.

Она придвинулась и взяла за руку:

— Я ночью приду к тебе. Можно?

— Зачем?

— Тебе что — жалко?

— Нашла чем купить. Ладно, приходи. Чтобы соседи не заметили, я выкручу лампочку над дверью.

— Не бойся, я прокрадусь…

Она пришла, как обещала. Укладываясь, Ито набросал поверх циновки, расстеленной по земляному полу, кучу ветоши.

— Хорошо у тебя тут, бензином пахнет и мягко, — сказала Юкки. — Вот видишь, мне начало везти, значит, я обязательно найду работу. Давай сначала полежим просто так… Какие у тебя острые коленки! Повернись на бок Дай руку, я тебе покажу, у меня есть грудь.

Через месяц ее взяли посудомойкой в ресторан. Ресторан был расположен на одной из главных улиц в первом этаже пятиэтажного дома. Люди шли в него целый день гуськом один за другим: чиновники в темных костюмах и белых рубашках, странные молчаливые люди с военной выправкой, тихо проскальзывающие в стеклянные вращающиеся двери мимо швейцаров в форменных кителях с нашивками. На кухне огромные печи, заставленные противнями, на которых дышит рис и шипит залитая красной приправой соя, дымящиеся котлы с нагретой водой, незакрытые медные краны, из которых, изгибаясь винтом, вытекают зеленоватые струи, громыхание тарелок, чавканье опущенных в горячую воду тряпок, шлепанье жестких кистей, которыми смахивают с тарелок остатки пищи. Жарко, потно, к голому телу липнет синий рабочий халат, рукава закатаны, кисти рук влажные, кожа к концу дня на ладонях рыхлая, каждая царапина воспалена.

Но все-таки это была работа. Они сняли поблизости комнату в четыре циновки, и, когда Юкки в конце недели приходила домой, она протягивала Ито две зеленые бумажки — сам Ито изредка получал прибавку, — тогда они позволяли себе вечером пойти в маленький ресторанчик на углу, где всегда играла тихая музыка, столы были накрыты бумажными скатертями, а посетителям предлагали после рыбы и соевого пирога чай. Ито иногда брал себе еще чашечку саке, а Юкки, чтобы не отстать от него, — бутылочку слабого пива. На этикетке был нарисован буйвол, стоящий посреди рисового чека, и человек в соломенной шляпе конусом. Потом они возвращались в свою крошечную комнату, доставали из стенного шкафа матрас, простыню, два потертых валика под головы, раздевались и лежали, тесно прижавшись друг к другу, слушая чужое сердце, как оно раздувается и опадает, как испуганно сокращаются мышцы.

— Когда кончится война и у нас будет свой домик, — шептала Юкки, — мы будем спать на разных матрасах. А еще я хочу фонарь, синий с красными цветами, и цветы в нише, как у всех порядочных людей.

— А я хочу, чтобы у нас было двое детей и чтобы они родились один за другим. Чтобы в праздники ты выводила их хорошо одетыми. Будь осторожна, оттолкни меня, нам еще рано заводить ребенка.

Они шептались долго, пока не затихал дом, не переставали стучать двери, пока за стеной не прекращали ссориться и считать истраченные за день деньги.

Нашим адмиралам не терпелось отомстить за Пирл Харбор. Они сделали так: авианосец — на его палубе армейские бомбардировщики — подошел к островам. Но приблизиться ближе 800 километров адмирал, который командовал соединением, не рискнул. Когда самолеты были подняты в воздух, мы уже знали: долететь обратно не хватит горючего. «Сядете в Китае!» — было сказано нам. Но никто не предупредил нас, что Китай был похож тогда на лоскутное одеяло — китайские и японские войска занимали города в беспорядке, фронта не было. Среди целей в Токио кружком у всех на картах был обведен императорский дворец. Одна бомба-таки упала неподалеку от него. Мы приземлились кто где. Тех, кто сел на аэродромы, занятые японцами, отвезли в Токио и казнили. Они рубили головы всем, кто бомбил Японию. Мне повезло, я один сел в России.

…Пришло время вспомнить историю. Нашей опорой в прошлом были гонинкуми [7] Гонинкуми (яп.) — уличный комитет, пятидворье. : каждые пять дворов имели своего старшину и свою печать. Все члены пятидворья в трудную минуту были обязаны помогать друг другу. Если кто-нибудь совершал преступление, отвечали все. За поведением одного следили пять дворов. Некоторые говорят, что именно тогда в стране появилась привычка к шпионажу и доносительству. Это не так, просто в эпоху Токугава полицейский стал важной фигурой в деревне, делиться с ним сведениями стало почетным — страна наконец превратилась в образцовое государство.

…Следует запомнить: шпионы совсем не обязательно носят с собой в карманах реактивы и с их помощью читают зашифрованные письма. Они совсем не обязательно проникают, как черви, в дома, входят в высшее общество и там соблазняют офицеров Генерального штаба. Ерунда, они собирают информацию, читая наши газеты и слушая радио.

С сего дня вводятся «недели антишпионажа». Каждую неделю следует напоминать населению с помощью газет, кинофильмов, наклеек на спичечных коробках: «Помни о шпионах». Развесить во всех людных местах плакаты «Палец у рта». Бдительность нации должна быть натянута, как кожа на барабане.

Радиоперехват: японскими подводными лодками потоплены советские суда «Ангарстрой», «Кола» и «Ильмень».

К сведению публики: закрыты развлекательные предприятия первого разряда, в том числе театры «Кабуки» и «Нитигеки». Артисты отправлены на завод, где изготовляют авиационные бомбы.

Из всех видов физической культуры следует развивать только изучение приемов борьбы сумо, фехтования на мечах «будо» и в первую очередь плавание. Многие солдаты тонут после того, как пароходы, на которых их перевозят, торпедируют подводные лодки.

Женщинам с европейской прической по этой улице ходить запрещается.

В школах в каждом классе надлежит вывесить национальный флаг.

— Не так, не так! Руку прикладывать к козырьку, сжав пальцы. Ты приветствуешь воина! Забудь о том, что тебе десять лет. На занятиях ты уже солдат.