Жан Фавье - Столетняя война

Увидев это, Артевельде сделал шаг, превративший его из мятежника в вероломного вассала. Он отрекся от своего сеньора — графа Фландрского и, как будто феодальное право ему это позволяло, предложил графство принцу Эдуарду, старшему сыну Эдуарда III, пятнадцатилетнему мальчику, который вскоре возглавит армии отца и которого потомки запомнят как Черного принца.

Эдуард III имел неосторожность одобрить то, что было одним из тяжелейших преступлений в феодальном обществе, и он знал это, — вероломство вассала, то есть измену сеньору со стороны вассала, который принес ему оммаж и поклялся в верности. В июле 1345 г. король Англии прибыл во Фландрию. Ему следовало использовать удобный момент, не теряя времени.

Это значило не учесть страха средневековых людей перед всем чрезмерным. Это был перебор. Как только Артевельде 17 июля вернулся в Гент после встречи с Плантагенетом, его тотчас же смёл мятеж. Узнав о смерти самого надежного, но зарвавшегося союзника, Эдуард понял, что на Фландрию больше полагаться не стоит. Он отплыл обратно в Англию.

Чтобы вступить в контакт с противником, который во Фландрии постоянно уклонялся от столкновения, отныне у него был выбор между Бретанью и Гиенью. В обоих случаях это было далековато для импровизированной высадки крупной армии. Обе войны грозили стать затяжными, состоящими из осад крепостей и из налетов, на дающих настоящих результатов в том политическом хитросплетении, которое распутать было трудно.

Граф Дерби и Готье де Мони смогли проникнуть в глубь вражеской территории, захватить Бержерак и Эгийон, Ла-Реоль и Монпеза. Они смогли даже занять Ангулем и на обратном пути появиться под Блеем, в то время как Томас Дэгуорт захватывал замки в Бретани именем герцога Иоанна IV. Шла война на истощение, и Эдуард III нуждался главным образом — это была, конечно, политическая потребность — в настоящей победе и в настоящем сражении. Ему нужно было одним махом окупить армии и мешки стерлингов, растраченные во Фландрии и в Брабанте.

Весной 1346 г. герцог Иоанн Нормандский — будущий Иоанн Добрый — на гасконском фронте перешел в наступление с армией в восемь-десять тысяч человек. Только что был потерян Эгийон — крепость, господствовавшая над местом слиянием рек Гаронны и Ло. Герцог Иоанн прежде всего отбил Ангулем, затем двинулся на Эгийон и осадил его. Осада затягивалась. Иоанн упорствовал. Пока крупный англо-гасконский гарнизон хорошо укрепленной крепости без единого выстрела и с минимальными затратами целые недели сковывал армию короля Франции, Дерби был свободен в своих движениях.

Население, уставшее от королевских налогов, от злоупотреблений местной администрации, особо алчной, во многих случаях сочувствовало гасконцам, забывая, что это союзники английского короля. Некоторые епископы открыто переходили в лагерь Эдуарда III. В Перигоре жители Домма сами открыли ворота армии Дерби. Как северянин, не очень понимавший тесных связей, в течение двух веков соединявших жителей империи Плантагенетов, Фруассар приводит суровые слова солдат герцога Иоанна Нормандского: Эти гасконцы — наполовину англичане!

Эдуард III с не меньшим спокойствием поразил всех, высадившись с сильной армией 12 июля в Сен-Вааст-ла-Уг, на восточном побережье Котантена.

Главная причина такого выбора находилась в самой Нормандии: его призвал на помощь один из самых могущественных и самых владетельных сеньоров Западной Нормандии, Жоффруа д'Аркур. Такой призыв логически следовал из длинной цепи распрей, в которых Аркур и его люди чаще обнаруживали короля Франции в числе противников, чем в числе сторонников. Наследственный соперник тех самых Танкарвилей, что чванно носили титул — пустой, но звучный — «камергеров Нормандии» (chambellans de Normandie), Жоффруа д'Аркур понес убыток от вмешательства Карла IV в то время, когда намеревался силой разрешить последнюю распрю с одним потомком Танкарвилей, который с согласия короля только что обошел его в соперничестве за руку богатой нормандской наследницы. Он все еще чувствовал себя преследуемым, когда будущий Филипп VI, тогда граф де Мен, приговорил его к крупному штрафу за насилие над прелатом — мелкий грешок в глазах грубоватого барона.

Желание подраться, вкупе с желанием отомстить, толкнуло Жоффруа д' Аркура на открытый мятеж. Он укрепил свои крепости, а затем, в начале 1343 г., снес замки нескольких приверженцев французского короля и силой захватил крепость Карантан.

Парламент его осудил. Он укрылся за пределами королевства, сначала в Брабанте, где герцог Иоанн III с большим удовольствием принял его, так же как недавно принял Робера д'Артуа, затем в Англии, где Плантагенет встретил его с естественной радостью. Его владения были конфискованы. Чем же рисковал он теперь, предавая короля Франции, в котором он как знатный нормандский барон видел лишь союзника своих противников в клубке феодальных конфликтов? Это не была измена француза своей стране, это был отказ вассала от сеньора. Аркур принес оммаж Эдуарду III.

Главным опорным пунктом военной системы Аркуров был Сен-Совёр-ле-Виконт — неприступная крепость, в которой Жоффруа только что удвоил гарнизон и усилил вооружение. Пусть парламент формально конфисковал владения мятежника, никто по-настоящему не думал о завоевании его замков. Сен-Совёр-ле-Виконт был ключевой стратегической позицией в сердце Котантена, и Аркур предложил его Эдуарду III. Нельзя было найти более подходящего места, чтобы укрепиться на материке как можно ближе к противнику.

Филипп VI, естественно, не ожидал увидеть англичан на Котантене. Ходили слухи, что Эдуард III лично возглавит свою армию в Гиени. Рассказывали даже, что флот, вышедший из Портсмута, свернул с дороги на Бордо лишь из-за встречных ветров…

Что до короля Франции, его заботило совсем другое. Он остерегался Фландрии. Он следил за Эгийоном, где его сын Иоанн терял на осаду больше времени, чем было дозволено. В Бретани он пытался дать отпор налетам сторонников Монфора, которые перемирие от 19 января 1343 г. в Малетруа сделало разве что менее частыми. О Нормандии он почти не думал, и никто не позаботился о том, чтобы усилить крепости или удвоить гарнизоны королевских замков. Что касается городов, то в Нормандии, как и повсюду, горожане утратили привычку всерьез думать об обороне. Старинные стены везде находились в плачевном состоянии, ворота были расшатаны, охрану не обеспечивали. Жилища вышли за пределы городских стен, и как раз они стали местами, где можно было добраться, через беззащитные кварталы, до слабых мест этих растрескавшихся стен.

Набег Плантагенета начинался как военная прогулка. Короткие переходы, веселые пирушки. Вставали в часы прохлады. Лагерь ставили рано, преимущественно до полудня, чтобы избежать июльской жары. У вассалов Аркура съестного было в избытке, а тех, кто мог бы позаботиться о том, чтобы опустошить местность на пути англичан, эта неожиданная высадка застигла врасплох. Главная забота камергеров состояла в том, чтобы найти достаточно подходящего вина, поскольку виноград Котантена не славился качеством. Каждый день все нужное находили.