Мария Рольникайте - Свадебный подарок, или На черный день

На самом деле нереально. Если здесь и оказался бы кто-нибудь из его давних знакомых, кто знает, кем он стал? А вот малознакомая женщина… Честно говоря, пока Даня туда не ушел, не верилось… Но теперь она верит. Должна верить, что он там. И Яник там. И Виктор с Алиной, и Нойменька. Сегодня, Бог даст, Боря пойдет. Может быть, как раз сейчас он туда идет.

Она даже оглянулась. Хотя знала — он не должен тут проходить, ему совсем в другую сторону. Оказывается, на улице — ни одного прохожего. Скоро комендантский час, и люди заранее поспешили домой.

Понимают ли они, как хорошо, что им есть куда спешить?

Она снова оглянулась. На тротуарах до самой Ратуши — никого.

Значит, и там, где теперь идет Боренька, — никого. А когда на совсем пустой улице всего один человек, это особенно бросается в глаза. И патруль может его остановить. Боренька, конечно, объяснит — немецкий он, спасибо Дане, знает, — что документы забыл дома. Но ему не поверят. Начнут обыскивать. Найдут в кармане геттовский «аусвайс». И желтые звезды, которые сорвал с пальто. Не догадался выбросить. Только бы не велели еще и пальто снять. На свитере-то звезды остались… Как же она не подумала об этом, не предупредила, чтобы их тоже отпорол. Мог бы перед самым концом работы надрезать, а когда будет надевать пальто, сорвать. И главное, чтобы сразу выбросил. Господи, почему она его не предупредила? Пусть был бы недоволен. «Мама, ты все забываешь, что я уже давно не маленький». Но все-таки послушался бы.

Она опять незаметно оглянулась по сторонам. Пусто…

Знать бы, по какой он теперь улице идет. Мысленно идти с ним рядом, вдвоем со старой матерью не так опасно.

Но она здесь, а он идет один. На всей пустой улице один. Высокий, стройный. Идет спокойно, будто ему не грозит никакой опасности, и не боится он их. Даже презирает. Потому что «с исторической точки зрения»…

Он прав. Со всех точек зрения. Беда только в том, что эти нелюди с историческими примерами, видно, не очень знакомы. Зато презрение к себе сразу почувствуют. И совсем озвереют.

Господи, пусть Боренька их не встретит! Пусть они идут по другой улице!

Когда Виктор уносил Яника, у нее не было такого страха. И вчера, когда Нойменька ушла, ни о чем плохом не думала. Почему же сегодня?..

Конвоир ее стукнул, и она спохватилась, что отстала от соседок. На целый островок неотбитого льда отстала. Она принялась их догонять.

Она стерпит. И что еще раз ударил — стерпит. Лишь бы с Боренькой ничего не случилось. Только бы его не задержали…

Тактику своего поведения Борис разработал заранее и до самых мельчайших подробностей. Во-первых, на работе он не должен ничем себя выдать, быть предельно спокойным. Во-вторых, стружку вокруг станка не убирать, чтобы к вечеру ее было как можно больше. В-третьих, начать уборку позже остальных, следовательно, торопиться, чтобы стало жарко и пришлось снять свитер. Вполне естественно будет сунуть его в шкаф для инструментов. В-четвертых, под видом наведения порядка в шкафу и обязательно заслонившись от остальной части цеха открытой дверцей, быстро спороть со свитера обе звезды. Надеть его только в самый последний момент и сразу же — пальто. Тем не менее свитер должен быть вывернут наизнанку — если кто-нибудь все же успеет заметить, что он без звезд, можно «спохватиться» и объяснить: их не видно оттого, что свитер в спешке напялил на левую сторону. В-пятых или лучше даже в-четвертых, при укладывании инструментов в шкаф сунуть за пояс заранее приготовленный гаечный ключ. В-шестых, по дороге с работы проявлять лишь обычное беспокойство: что делается у ворот гетто, очень ли там обыскивают, не принесло бы туда кого-нибудь из «господ». В-седьмых и главных: как только колонна свернет в Скобяной переулок, сорвать с пальто переднюю звезду, ступить на тротуар и в три шага оказаться в подворотне, оттуда бегом во двор, встать в тень дома, быстро снять пальто и сорвать вторую звезду, со спины. Сорвать именно самому, уже во дворе, а не предварительно в колонне с чьей-то помощью, чтобы никого нельзя было обвинить в соучастии. После этого подождать, пока колонна завернет за угол, сразу выйти на улицу и, ни в коем случае не оглядываясь, спокойно и уверенно зашагать в противоположном направлении, то есть туда, где находится указанный отцом бункер.

Борис так ясно представлял себе этот план действий, что, закончив работу, он словно повторял давно знакомое. Торопливо убрал стружку. Снял свитер и пихнул его в шкаф. Смазал станок. Сложил на полку в шкафу инструменты, содрал со свитера звезды. Сунул за пояс гаечный ключ. Пальто надел, когда кругом уже никого не было, а значит, никто не видел, что под ним нет звезд.

Повели тоже обычной дорогой. И плелись как всегда — медленно, устало. Он умышленно не думал о дальнейшем. Чтобы быть таким же, как каждый вечер, когда возвращается с бригадой в гетто. И на самом деле думал о гетто. Как там, у ворот? Не очень обыскивают? Хотя маме нести нечего… Вчера пришла такая измученная, что только и хватило сил виновато улыбнуться: «Оказывается, растить детей легче, чем колоть лед». И все равно он не смог ее уговорить, чтобы она ушла в бункер уже сегодня, вместо него. Никакие доводы не помогли, даже то, что отец там очень волнуется за нее. «Не больше, чем за тебя». Решил не спорить, хватит ей переживаний, когда узнает, что он не собирается в этом бункере засиживаться.

Вдруг он спохватился, что колонна уже приближается к е г о переулку. Сейчас свернет. Но срывать звезду еще рано. Даже руку к ней поднять нельзя. Только когда он будет почти у подворотни. Когда поравняется с нею…

Но… Там кто-то стоит! У самой его подворотни стоит мужчина. Что делать?

Ничего. Пройти мимо.

Прошел. И мимо второй подворотни прошел. И мимо третьей.

Скоро передние ряды начнут сворачивать направо. До угла остались всего два дома. Он глянул назад. Мужчины не было.

Все! Уже все, он в подъезде. Один.

Борис прислушался. Тихо. Колонна отдаляется. Значит, конвоир не заметил.

Он здесь один. Никто за ним не погнался. Один в полной тишине.

Он быстро скинул пальто. Содрал со спины звезду. Стал поспешно разрывать ее. И ту, первую, которую, оказывается, сжимает в руке. Он их раздирал на мелкие полоски, лоскутки, нитки. Но все равно, даже комочки ветоши могли выдать его. Он поспешно запихивал эти ненавистные обрывки в какие-то дыры, щели под лестницей. Здесь их не найдут. Никому и в голову не придет тут искать.

Все! Борис застегнул пальто и вышел из подъезда. На мгновенье замер, — показалось, что переулок какой-то другой, незнакомый. Нет, тот же, только непривычно пустой.

Он двинулся вперед. Но почему-то не влево, как собирался, а в ту сторону, куда ушла колонна. Свернул за угол. На улице, во всю ширь мостовой, чернела большая колонна людей. Желтые звезды на спинах виднелись издали.