Ганс Баур - Личный пилот Гитлера. Воспоминания обергруппенфюрера СС. 1939-1945

Концепция войны, выдвинутая Гитлером, сводилась к тому, что «стыд и позор Версаля» должны быть искуплены. Он даже разработал специальный план, как это сделать. В Компьенском лесу установили тот же самый железнодорожный вагон, в котором в 1918 году германские представители подписали акт о капитуляции. Гитлер хотел, чтобы французы подписали здесь же акт о своей капитуляции. Приземлившись в аэропорту Компьена, мы увидели остатки французских самолетов, которые немецкие самолеты обстреливали до тех пор, пока они не загорелись. После того как Гитлер возвратился из Компьенского леса, он объявил: «Честь Германии восстановлена этим историческим актом».

Мы не стали надолго задерживаться во Франции. На короткое время мы остановились в новой ставке в Черном лесу, расположенной неподалеку от Фройденштадта, а затем возвратились в Берлин. Первым делом мне пришлось заниматься приемом новых самолетов, четырех «Кондоров», оснащенных четырьмя пулеметами, два из которых были нацелены вперед, а два – назад, причем они могли вращаться в разные стороны. Этот тип самолетов приняли на вооружение наши военно-воздушные силы и в основном использовали для разведывательных полетов над морем, для обнаружения караванов судов. Эти чудесные машины могли оставаться в воздухе до пятнадцати часов. Они вылетали из Бордо, пролетая до тысячи километров в западном направлении над Атлантикой, огибали Англию, а затем садились в Норвегии. К концу войны в моем распоряжении было тринадцать самолетов такого типа.

В отличие от имевшихся ранее у нас «Кондоров», которые использовались также для транспортных и пассажирских перевозок, новые самолеты были оснащены более мощными двигателями, каждый до тысячи лошадиных сил. Их внутренняя отделка была точно такой же, как и у предыдущей модификации, за исключением того, что под сиденьем Гитлера была вмонтирована специальная панель. В случае опасности он мог потянуть за красную ручку, после чего убиралась панель и в днище самолета открывался люк размером примерно метр на метр, через который он мог выпрыгнуть с парашютом. Парашюты были скрыты в кресле от глаз пассажиров, но легко приводились в рабочее состояние – достаточно просто потянуть за специальный ремень. Парашюты заменяли в зависимости от веса пассажира. Обычно они выдерживали вес до 80 килограммов. Однако время от времени нам попадались пассажиры, чей вес превышал 100 килограммов, для них у нас имелись парашюты большего размера, чтобы замедлить скорость падения и смягчить удар при соприкосновении с землей.

У нас возникли большие проблемы с первыми машинами новой модификации. Я перегонял их с завода в Бремене, на котором они производились, в Берлин. Понадобилось несколько испытательных полетов, чтобы проверить работу радиооборудования. Я уже собирался подняться на борт самолета, как у него сломалось шасси, и «Кондор» завалился на бок. Из его чрева вылез бледный как смерть бортинженер Цинтль. Он просто поставил ручку управления в позицию, в которую ее ставили на прежних моделях при заходе на посадку и торможении. Оказалось, что он поступил неверно и ее надо было повернуть в противоположную сторону. К счастью, ни один из этих самолетов не разбился и, следовательно, никто не погиб. Гитлер хотел лететь на новом самолете, поэтому мне пришлось доложить ему об этом происшествии, тем более что ремонт требовал нескольких дней. Он оправдал Цинтля, заявив, что вся вина лежит на производителе.

Шли переговоры по широкому кругу вопросов с Лавалем, премьер-министром правительства в Виши. Мне несколько раз приходилось летать в Дижон, чтобы забрать его оттуда и доставить в Оберзальцберг. Переговоры продолжались целый день, затем я доставлял Лаваля обратно в Дижон, а уже оттуда он отправлялся на поезде в Виши. В один прекрасный день я ясно понял, что вся территория Франции будет оккупирована. Однажды утром меня вызвали в Оберзальцберг. Оттуда я вылетел в Дижон и доставил французского премьер-министра Лаваля к Адольфу Гитлеру. На следующее утро я доставил его обратно, но на этот раз прямо в Виши, а не в Дижон, как обычно. Риббентроп предупредил меня, что в Дижоне меня будет ожидать эскадрилья истребителей. Он также сказал, чтобы я соблюдал осторожность, поскольку меня могут попытаться арестовать и доставить в Виши. Когда я приземлился в Дижоне, истребителей там еще не было. Они приземлились только через полчаса.

К счастью, из Виши сообщили, что на поверхности земли лежит туман, поэтому Лаваль все еще не подозревал, что мы ему не доверяем. Когда прибыл эскорт из французских истребителей, я обсудил все детали с командиром эскадрильи. Самолеты должны были кружиться над Виши, а я оставаться на земле. Я не буду выключать двигатель. Как только премьер-министр и его окружение покинут самолет, я намеревался взлетать. Если возникнет непредвиденная ситуация, я подам сигнал трассирующими пулями из пулемета.

Незадолго до полудня из Виши пришла сводка погоды, согласно которой туман там рассеялся, так что мы могли взлетать. В аэропорту Виши для встречи премьер-министра выстроили почетный караул. Лаваль спросил меня, не хочу ли я там немного задержаться. Он пригласил меня позавтракать с ним. Я извинился, сказав, что согласно полученным приказам должен вылетать в Берхтесгаден немедленно. Лаваль поблагодарил меня за успешный полет, и я снова поднялся в воздух. Истребители сопровождали нас до демаркационной линии, а затем повернули на свой аэродром.

Соединения германских бомбардировщиков появились над Белградом. Началась Югославская кампания. Одноколейная железная дорога вела в сторону от Нойштадта в окрестностях Вены. Она тянулась через горы, часто петляя и ныряя в туннели. Во время войны в Югославии специальный поезд Гитлера стоял на этой железной дороге примерно в 25 километрах от Нойштадта. В этой гористой местности было невозможно найти аэродром в ближайших окрестностях, поэтому мы оставались в Нойштадте. Локомотив постоянно находился под паром, так что в случае атаки с воздуха поезд можно было быстро отогнать в туннель. Для поддержания связи между нами в Нойштадте и штаб-квартирой в Мёнихкирхене (название ближайшего городка) я использовал «Шторьхи». Гитлер все это время оставался в своем специальном поезде и даже отпраздновал там свой день рождения.

Как раз перед окончанием кампании меня отправили в Софию, чтобы забрать оттуда царя Бориса. Царь, который всегда летал в гражданской одежде, на этот раз облачился в свой парадный мундир. Мы приземлились в Нойштадте в девять часов утра. Оттуда царь Борис отправился на машине к Гитлеру. Он был в хорошем расположении духа и сказал мне, что собирается лететь обратно в Софию после полудня. Я напомнил ему: «Ваше величество, вы должны быть в аэропорту не позднее пяти часов вечера. Позднее мы просто не сможем вылететь. В противном случае мы подвергнем себя риску быть сбитыми нашей собственной зенитной артиллерией – отсюда невозможно предупредить зенитчиков о нашем полете заранее. Нас могут перепутать с каким-нибудь заблудившимся английским самолетом. Гитлер дал мне строгое распоряжение не летать с вами в ночное время».