Гюнтер Бломертц - Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945

Сразу за мной приземлилась изрядно потрепанная машина. Осмотрев ее, мы насчитали тридцать восемь пробоин. К нижней части крыла прилипло зловонное серое вещество. Вокруг него виднелись кровавые пятна. Это были человеческие мозги. Пилот рассказал, что в пылу боя столкнулся с парашютистом и несчастный, который висел под куполом, получил страшный удар крылом самолета.

Один за другим истребители садились на поле аэродрома: все, что осталось от нашего гордого строя из шестидесяти машин.

Мы думали о тех, кто мог приземлиться на других полях в Голландии или Бельгии, и наши надежды час от часа росли, потому что наша связь работала превосходно. Ульрих и Вернер тоже вернулись немного позже; только около полуночи мы смогли осушить бокалы с шампанским в честь живых и в память погибших. Из шестидесяти наших товарищей погибло больше тридцати. Многие получившие ранения боролись за свою жизнь в госпиталях, и среди них был юный пилот по имени Георг.

Боевые потери никогда ранее не были столь тяжелыми. Оставшиеся в живых пилоты эскадрильи пришли на завтрак в угнетенном состоянии. Новый Staffelkapitän приветствовал их, но они лишь неохотно отвечали:

– Доброе утро.

– Хинтершаллерс! – позвал «папа», наш советчик, философ и друг.

Дежурный по столовой сержант с подобострастным видом подбежал к новому командующему узнать, что тот хотел от него.

– Тебя зовут Хинтершаллерс?

– Нет, герр гауптман. Просто некоторые хотят меня так называть.

Командующий задумчиво покачал головой:

– Ладно, Хинтершаллерс, будь любезен, приноси мне только хлеб. Видеть больше не могу этот щенячий корм. Ничего, кроме белого хлеба. Каждый день!

Толстый сержант печально пожал плечами:

– К сожалению, мы получаем белый хлеб только на flugzeugfürher. От хлеба из продовольственного пайка пучит живот, а это вредно для летчиков.

Мы ухмыльнулись. Хинтершаллерс всегда был таким. Kapitän изумленно взглянул на него.

– Газы вредны для летчиков? – скептически повторил он, повысив голос. – Кто-нибудь слышал о таком?! Ты всегда так выражаешься?

– Так точно, герр гауптман; с профессиональной точки зрения я особенно тревожусь, чтобы мои слова воспринимались серьезно. Не говоря уже о том, что газы могут действительно кое-кому испортить жизнь.

Мы грохнули. Только Хинтершаллерс оставался серьезным и принял позу оратора.

– Прими таблетку Хинтершаллерса, – хором присоединились мы к нему, – и не будешь выпускать газы отчаянно, только случайно!

Как всегда в подобных случаях, Хинтершаллерс достал свой бумажник с таким видом, словно хотел окончательно повергнуть безмолвного Kapitän в шок. Красочные фотографии и благодарности из благословенных мирных лет рекламировали фирму семейства Хинтершаллерс по производству препаратов, улучшающих пищеварение, чьим наиболее удачливым представителем когда-то был наш Хинтершаллерс.

– Подъем, господа! – наконец скомандовал Kapitän. – А то опоздаем на летное поле!

– Будьте любезны, разрешите мне, – вмешался с глубоким поклоном Хинтершаллерс, – пока подготовить для господ багаж.

– Какой багаж? – крикнули мы в ожидании новой шутки.

Лукаво, но с большим самоуважением влиятельного и знающего человека он ответил:

– Разве эскадрилья не вылетает на отдых на юг Франции, в город Перпеньян около Средиземного моря, где пальмы?..

– Откуда ты это взял? – перебил его Kapitän, и Хинтершаллерс начал рассказывать, насколько система слухов среди служащих столовой совершеннее официальных каналов информации.

Наконец Kommandeur подошел к телефону.

– Да. Приказ только что пришел. Готовьтесь к отъ езду!

Редкий свежий бриз давал нам единственную передышку от жгучей южной жары. Мы почти могли прикоснуться к великим громадам Пиренеев позади нас, а впереди простиралось ярко-синее Средиземное море, уходящее за горизонт и сливавшееся там с голубизной неба. Перед нами лежал городок, построенный из желтого камня, такого же цвета, как пляжный песок. Архитектура домиков напоминала о мавританском нашествии.

Ландшафт и все живое на нем молчаливо страдали под жгучим солнцем, едва осмеливаясь вдыхать раскаленный воздух. Перед городскими воротами, между хибарами, в которых жили испанские беженцы, в тени тополей или дырявых крыш на земле возились дети и собаки. Неторопливо подойдя к отелю в своих форменных ботинках люфтваффе, шортах гитлерюгенд, рубашках с вышитыми знаками ВВС и в шлемах африканского корпуса, мы наконец смогли перевести дух в прохладном стеклянном фойе.

– Ребята! – крикнул слегка охладившийся Ульрих. – За дело!

Придав своему лицу выражение большого дружелюбия, которое обычно характерно для французов, он без малейшего смущения обратился к молоденькой блондинке, пившей лимонад за одним из столиков:

– Простите, мадемуазель, не располагаете ли вы хотя бы одним свободным вечером?

Француженка взглянула на моего друга, положила соломинку на стол и ответила:

– Нет, месье, мадемуазель не встречается с незнакомыми молодыми людьми.

Она продолжила пить лимонад, словно разговора не было вовсе.

Ульрих колебался. Он тщательно копался в своем словарном запасе французского языка. Мы с Вернером пошли к себе. Сцена выглядела слишком нелепо. Однако когда вскоре Ульрих поднялся в наш номер, его глаза сияли, а улыбка выражала презрение.

– Трусы! – воскликнул наш друг и тут же перешел на нормальный тон: – Ее зовут Симона. Сегодня вечером торжественный ужин. Буду ждать трусов в восемь часов в фойе. Вечерние костюмы, белые рубашки!

– Пожалуйста, не называйте меня все время мадемуазель. Зовите меня мадам, – сказала Симона.

Мадам было двадцать четыре года, и выглядела она необычайно миленькой. Ее муж был пилотом гражданского самолета, но погиб во время грозы над Пиренеями. Молодая вдова была из благородной семьи и сейчас изучала медицину. Когда мы трое начали выдавливать из себя французские слова, чтобы поддержать беседу, она облегчила нашу задачу.

– Говорите по-немецки. Я с удовольствием послушаю и поговорю на вашем языке.

Мы рассмеялись, и молодая женщина вместе с нами. Симона давала комментарии к каждому блюду, которое нам приносили. Мы переходили от лука к Гитлеру, от Гитлера к войне и от войны к нашему будущему.

– Мне нравятся немцы, – заметила Симона, – но Германия проиграет войну.

Мы перестали есть и с недоумением взглянули на девушку.

– Англичане и американцы скоро высадятся во Франции. Так они говорят.

Мы улыбнулись этой наивности.

– Вы никогда не слышали об Атлантическом вале? – спросил Вернер, не ожидая услышать положительный ответ.

– Да, это укрепления для нескольких орудий. Много бетона и гораздо больше вымысла.