Даниил Краминов - Правда о втором фронте

Авиация союзников, многочисленная и разнообразная, заставляла Леера рекомендовать германским войскам зарываться в землю да выражать надежду, что скоро Гитлер выполнит свое обещание и пришлет в Нормандию «должное количество» самолетов. Генерал, как и вся немецкая нормандская армия, напрасно ждал обещанную Гитлером авиацию. Белоруссия, где решалась тогда судьба не только Восточной Пруссии, но и всей германской военной машины, удерживала немецкие воздушные (и не только воздушные!) силы. Западный немецкий фронт был обречен оставаться без «воздушной крыши» от первых дней его возникновения до самого конца.

Немцы вели себя в Нормандии вызывающе и нагло отнюдь не потому, что они чувствовали свою силу: по сравнению с союзниками их силы были невелики. По некоторым «тактическим и стратегическим» соображениям генерал Монтгомери не форсировал развитие военных событий в Нормандии. Монтгомери откровенно заявлял, что время само работает на западных союзников, Германия, надломленная и все более изматываемая постоянными и тяжелыми боями на Восточном фронте, истекала кровью. Удар Советской Армии в центре немецкого фронта (белорусское наступление) создал не только военный, но и политический кризис в Германии. Попытка группы кадровых офицеров германского рейхсвера убить Гитлера показывала намерение некоторых слоев внутри Германии найти политический выход из военного тупика. Было известно, что антигитлеровские заговорщики рассчитывали избежать войны на два фронта, договорившись с англо-американскими союзниками.

Английское руководство считало, что по мере продвижения Советской Армии на запад Германия будет слабеть в военном отношении и разлагаться политически, что его мнению, разумно было ожидать, что внутренняя борьба за выход Германии из войны путем капитуляции на Западе еще более обострится. Поэтому союзники, по словам английских штабных офицеров, надеялись, что гитлеровская Германия упадет им в руки, как спелый плод, без серьезных жертв и расходов с их стороны. Это целиком соответствовало черчиллевской теории «дешевой войны».

Монтгомери не отступал от этой «теории». Когда после провала наступления на Кан его обвиняли в медлительности, Монтгомери в узком кругу британских корреспондентов признался, что ему приказано беречь английскую кровь.

— Джентльмены, — говорил он, — я имею приказ беречь каждую каплю английской крови. Вы знаете, нас только 48 миллионов, а не 200, как русских, и даже не 150, как американцев. Мы не можем ускорять события ценою будущего Британской империи…

Центр тяжести наступления переносился в воздух, где союзники чувствовали себя полными хозяевами. Немцы цеплялись за французские городки и деревушки с их прочными каменными домами. В течение полутора-двух часов, используя из всех фортификационных инструментов только ломы, немцы ухитрялись создавать в любом населенном пункте «опорный пункт». Проще говоря, проделывали в стенах амбразуры для пулеметов и противотанковых пушек. Встретив сопротивление у какой-нибудь деревушки, союзные войска откатывались назад и вызывали из Англии бомбардировочную авиацию.

Немцы, быстро освоившиеся с такой тактикой, отходили к следующей деревне, оставляя в обреченном опорном пункте лишь небольшой заслон. После разрушения этого опорного пункта заслон присоединялся к своей части, уже приспособившей к обороне очередной населенный пункт. Овладев руинами деревушки. союзники упирались в новый «опорный пункт». Игра повторялась снова и снова.

Мы видели наступление на Кан 8-го британского корпуса. Между городком Бюльвилль, где находились исходные позиции атакующей дивизии, и городом Кан лежало восемь деревушек. В течение трех дней боев они были совершенно разрушены: артиллерия и танки, поддержанные 250 тяжелыми и средними бомбардировщиками, гнали немцев от деревни к деревне, пока не загнали их в город. Немцы почти не имели потерь. Например, в ближайшей к Бюльвиллю деревушке Лебюси, на которую был направлен основной артиллерийский огонь и первый бомбовый удар, немецкие потери состояли из… одного раненого.

Английское командование не стремилось использовать результаты бомбового и артиллерийского ударов. В бой на земле обычно бросались совершенно ничтожные силы. Часто создавалось весьма странное положение. Корпус, которому было поручено занять тот или иной объект, передавал задачу дивизии, дивизия передоверяла ее бригаде, бригада выделяла батальон. Наступление корпуса оказывалось на деле наступлением батальона.

Однако настроение немцев становилось все тревожней и беспокойней, спесь не могла победить все возраставшего уныния. Кампания Советской Армии в Белоруссии отняла у нормандских фрицев не только воздушное прикрытие.

«Белорусский прыжок русских», как рассказывал мне помощник начальника разведки 30-го британского корпуса Льюис, произвел гнетущее впечатление и в самой Германии и в нормандской армии немцев. Он показал захваченное письмо матери одного фрица из Нойбаха, Она писала: «Официальные сводки с Восточного фронта вызывают страшное чувство и сознание, что война проиграна. Есть ли что-нибудь, что может спасти нас?» Вслед за письмом появился протокол вчерашнего допроса пленных. Разглаживая обеими руками листы бумаги, Льюис говорил:

— Сейчас они очень обеспокоены уменьшающимся расстоянием между передовыми частями Советской Армии и Восточной Пруссией. Официально им ничего не сообщают о боях в Белоруссии. Но вся гитлеровская армия в Нормандии говорит только о них. Моральный уровень понизился во всех подразделениях. Солдаты ругают начальство, нервничают. Один здоровенный пруссак разревелся на допросе, когда ему показали карту, где был отмечен путь, пройденный Советской Армией за две недели. Он всхлипывал, размазывая слезу по грязному, заросшему лицу, и бормотал что-то о своем доме, где не осталось ни одного мужчины, о матери, жене и сестрах, о хозяйстве, которое теперь прахом пойдет…

Боевой дух немецких войск начал сдавать еще больше, когда союзники, накопив на плацдарме силы, усилили нажим на Кан и Сен-Ло.

Сначала англо-американское командование попыталось захватить Кан ударами с флангов. Канадцы, двигаясь вдоль дороги Байе — Кан, пробились через Брегтевиль и добрались даже до аэродрома Каприке, расположившегося на западной окраине Кана. Однако обогнуть город с юга не удалось: на пути возникла река Орн с очень высоким восточным берегом. Английские части, поддержанные танками, намеревались обойти Кан с востока. Но немцы, укрепившиеся в поселке и на территории металлургического завода Коломбель, закрыли им дорогу.

Лишь после этого 8-му британскому корпусу, поддерживаемому канадцами, было приказано занять Кан ударом в лоб. Перед наступлением союзная авиация, «смягчая» немецкую оборону, разрушила все населенные пункты, стоявшие на дороге корпуса, затем дорогу наступающим начала прокладывать артиллерия. К вечеру второго дня англичане вошли в город с севера, а канадцы — с запада. Несколько позже войска соединились и вышли к реке Орн, которая разрезает город на две почти равные части. Немцы отступили за реку, но по-прежнему «горлышко бутылки», как именовали тогда Кан, оставалось закупоренным; союзники все еще не могли пользоваться этим важным узлом дорог.