Армин Шейдербауер - Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника

После этого мы стали встречаться настолько часто, насколько это удавалось Гизеле после занятий в гимназии. Мы гуляли по «Кольцу», бывшей крепостной стене, которая когда-то окружала город, а теперь была роскошным бульваром. Иногда мы выезжали на велосипедах за город, где оставались до позднего майского вечера. Мы отыскали для себя любимое место, скамейку на опушке леса к западу от города, где шоссе поднималось наверх в сторону деревни Буркерсдорф. В этом месте парк превращался в лес. Под нами разворачивался мягкий облик города, нашего дорогого Швейдница, с его башнями и крышами в лучах заходящего солнца.

Но время шло быстро, и для меня наступило время отправляться на фронт. За последние месяцы мне стало ясно, что, скорее всего, я не буду удовлетворен профессией офицера. Если бы я решил остаться в армии, то надо было, по крайней мере, делать карьеру офицера генерального штаба. Но для этого надо было сначала получить звание капитана. На все это должно было уйти много времени. А пока надо было снова идти на фронт. С меня было достаточно этих казарм, с их пораженцами и мерзавцами, уклоняющимися от фронтовой службы.

Я хотел уйти «в поле, на волю», горел желанием оказаться в обстановке фронтового товарищества, почувствовать свою принадлежность к сообществу, к чему особенно стремится каждый молодой человек. Такое я переживал только там и нигде больше. Хорошо это или плохо, но мое место было там. Там было «правильно».

У меня было еще одно обстоятельство, определявшее стремление попасть на фронт. Я получил Железный Крест 2-го класса, серебряный штурмовой знак и значок за ранение. Но у меня не было заветного Железного Креста 1-го класса и знака «За ближний бой». Без этого, как мне казалось, нельзя было стать «настоящим офицером пехоты». Поэтому я подписал документ о своем добровольном желании служить на фронте, хотя медицинская комиссия годным меня не признавала. Даже тот факт, что в мою жизнь неожиданно вошла Гизела, не смог изменить это решение.

Я еще раз поехал домой в краткосрочный отпуск, который нам предоставляли каждый месяц. Поскольку я был не из Силезии, а от гарнизона до родного города было больше 300 километров, то мне дали четыре дня. Я нашел способ максимально использовать каждую минуту из этих дней. Из Швейдница я выехал в полночь по Восточной железной дороге, а возвращался по Северо-Западной дороге через Богемию на Герлиц, где пересел на поезд до Швейдница. Вечером перед отъездом на родину мы выпивали с товарищами в привокзальном отеле, так что на поезд я садился уже «хорошим». В Каменце я пересел на следовавший из Бреслау на Вену поезд с отпускниками. Я был уставшим и пьяным.

В вагоне я уснул, но внезапно был разбужен охранником, который выкрикивал: «Мительвальде, Мительвальде!». Я подумал, что сел не на тот поезд, выскочил на платформу и спросил, где поезд на Вену. Станционный жандарм сказал, что я только что с него сошел. Вернувшись в вагон, я стал думать о том, как справиться с похмельем. В какой-то степени это мне удалось. Когда я приехал в Штокерау, мой школьный друг Вальтер Хакль встретил меня на вокзале. Он уже несколько дней находился дома, приехав в отпуск с итальянского фронта. Последовал «большой привет», и мы заглянули в несколько трактиров подряд, где душевно выпили. После этого меня снова одолела усталость, и Вальтер доставил меня домой, передав смеющейся матери.

Вернувшись в Швейдниц, я узнал, что должен был отправиться на фронт со следующей маршевой ротой. 4 июня, в воскресенье, настало время уезжать. Я собрал роту, и генерал ее проинспектировал. Расцвела сирень, и я приказал оборвать цветы с живой изгороди возле казармы, чтобы у каждого солдата была на груди веточка сирени. С полковым оркестром впереди мы направились к вокзалу. Это был единственный раз во всей моей военной жизни, когда я маршировал с оркестром полного состава. Мы шли по Петерштрассе, через Ратушную площадь к вокзалу. Я маршировал во главе роты.

У окна своей квартиры на Петерштрассе стояла Гизела. Она пришла на вокзал. Рота уже погрузилась, и мы смогли немного поговорить наедине. Прощание вышло тяжелым, и не только для нее, но и для меня. Она подарила мне книгу «Тем, кто отправляется в опасный путь». Это был альманах, посвященный памяти Вальтера Флекса, поэта «молодежной волны», убитого на фронте в 1918 г. Я стоял с Гизелой немного в стороне от других людей. Между нами был невысокий забор. На ней было яркое летнее платье с узкой талией. Глаза ее сверкали влагой, и мы нежно поцеловались на прощание. Поезд тронулся. Лицо и фигура Гизелы потеряли свои очертания. Вскоре я смог разглядеть только белое пятнышко ее платья, а потом исчезло и это. Посвящение, которое она написала на этой книге, было таким: «Для часов одиночества на фронте, от всего сердца, твоя Гизела».

6 июня мы стояли на товарной станции в Лодзи, которая в то время называлась Лицманштадтом. До нас дошла новость о высадке союзных войск во Франции. Даже если мы, простые солдаты, ничего и не знали о более широкой картине событий, тем не менее всем стало ясно, что война вступила в решающую стадию. Однако о том, что она могла закончиться для Германии поражением, никто не думал. На пути к фронту всех находившихся в нашем товарном вагоне временно сблизило чувство особого единения. По прибытии на место наша группа должна была немедленно рассыпаться, нас должны были распределить по различным частям и подразделениям, но в тот момент каждый переживал общее для всех чувство неизвестной, хотя пока еще и далекой, опасности. После взволнованных высказываний по поводу этой новости стало тихо, и кто-то запел приглушенным голосом. Потом к нему присоединились другие, и, наконец, в старой знакомой мелодии слились голоса всех наших солдат:

Когда прозвучала первая строфа песни, скромное начало переросло в хор. На меня произвело сильное впечатление, насколько много людей знало слова второй и третьей строфы.

11 июня мы прибыли на место назначения. Мы проехали через Варшаву, Вильнюс, Даугавпилс, Молодечно и Полоцк, почти до самого Витебска и закончили свой путь в Левше. Там располагался командный пункт дивизии. Распределение людей произошло, как и предполагалось. Большинство пехотинцев попало в недавно переформированный 7-й гренадерский полк. Кроме него в состав дивизии входили еще два полка, 461-й и 472-й. Я попал в 472-й полк, где стал адъютантом 2-го батальона, которым командовал капитан Мюллер. Он был одним из семи офицеров 7-го полка, выздоравливавших нагорном курорте Фрайвальдау. Когда он узнал, что я прибыл с маршевой ротой, то попросил назначить меня адъютантом в свой батальон. Наша 252-я пехотная дивизия, имевшая неофициальное наименование «Дубовый лист», занимала оборону на стыке двух групп армий: «Центр» и «Север». Это представляло для нашего соединения особую опасность, поскольку именно такие стыки и выбирались противником в качестве места нанесения основных ударов.