Рикихэй Иногути - Божественный ветер. Жизнь и смерть японских камикадзе. 1944-1945

«Дорогой отец!

На юг Кюсю пришла ранняя весна. Все цветет и благоухает. Повсюду мир и покой, тем не менее это место – поле битвы.

Последнюю ночь я проспал здоровым сном, даже без сновидений. Сегодня у меня ясная голова и прекрасное настроение.

Меня радует, что в это время Вы находитесь вместе со мной на одном острове.

Пожалуйста, вспомните меня, когда пойдете в храм, наилучшие пожелания всем нашим друзьям.

Нобуо.

Я думаю о приходе в Японию весны, когда поднимаюсь в небо, чтобы нанести удар по врагу».

Следующее письмо написал младший лейтенант Итидзо Хаяси. Он родился в 1922 году в префектуре Фукуока на севере Кюсю. Он черпал душевные силы в христианской вере. По окончании императорского университета в Киото служил в авиагруппе, дислоцировавшейся в Гэндзане (Вонсане), откуда переведен в подразделение камикадзе.

«Дорогая мама!

Думаю, Вы в добром здравии.

Я служу в эскадрилье камикадзе „Ситисэй“. Половина нашего подразделения вылетела сегодня на Окинаву, атаковать корабли противника. Остальные совершат боевой вылет через два-три дня. Возможно, операция будет проведена 8 апреля, в день рождения Будды.

Мы отдыхаем в офицерской казарме, разместившейся в здании бывшей школы близ авиабазы в Каноя. Из-за отсутствия электричества мы построили очаг, при свете которого я пишу эти строки.

Боевые успехи товарищей, уже совершивших боевые вылеты, укрепляют наш боевой дух. Вечерами я прогуливаюсь по полю, где растет клевер, вспоминая о прошлых днях.

По прибытии сюда из Северной Кореи мы с удивлением обнаружили, что здесь отцветают вишни. Теплый южный климат нежит.

Не горюйте обо мне, мама. Погибнуть в бою – большая честь. Я благодарен за возможность умереть в сражении, определяющем судьбу нашей страны.

Маршрут нашего полета на Кюсю из Кореи проходил не над нашим домом, но как только самолеты приблизились к родным местам, я запел знакомые мелодии и помахал рукой на прощание. Ничего особенного я сейчас Вам не стану говорить, поскольку Умэно передаст вам мои последние пожелания. Это письмо касается лишь того, что происходит со мной здесь и сейчас.

После моей смерти распоряжайтесь моими вещами по своему усмотрению.

В последнее время я был вынужден забросить переписку, поэтому буду признателен, если Вы напишете обо мне родственникам и друзьям. Сожалею об этой просьбе, но у меня слишком мало времени для переписки.

Многие из наших парней сегодня вылетают на последний бой с врагами. О, если бы Вы побывали у нас и сами убедились в высоком боевом духе личного состава базы.

Пожалуйста, сожгите все мои личные записи, включая дневники. Вы, мама, естественно, можете прочесть их, если хотите, но другим не позволяйте. Так что удостоверьтесь, что мои записи сожжены, после того как просмотрите их.

В свой последний боевой вылет мы наденем летную военную форму и повязку с изображением восходящего солнца. Белоснежные шарфы привнесут что-то романтичное в наш внешний вид.

Я возьму с собой флаг с изображением восходящего солнца, который Вы дали мне. Как Вы помните, на нем имеется стихотворная надпись: „Даже если падет смертью храбрых тысяча воинов справа от меня и десять тысяч – слева…“ На груди я буду хранить в полете Ваше фото, мама, а также снимок Макио-сан.

Намерен без промаха поразить вражеский корабль прямым попаданием. Когда объявят боевые сводки, будьте уверены, что одна из успешных атак совершена мною. Я полон решимости сохранить присутствие духа и выполнить свой долг до конца, зная, что Вы будете ожидать и молиться за мои успехи. Когда я войду в роковое пике, мне не помешают ни тень сомнения, ни крупица страха.

В последний боевой вылет нам выдадут паек с бобово-рисовой смесью. Вылет с такой прекрасной пищей на завтрак воодушевляет. Думаю, возьму с собой в полет доброту и сушеную рыбу господина Татэиси. Сушеная рыба поможет мне подняться со дна океана и приплыть домой к Вам, мама.

Во время следующей встречи мы обсудим многие темы, которые трудно изложить на бумаге. Но раньше мы жили в таком согласии, что многие вещи не нуждаются в обсуждении. „Я живу в мечтах, которые завтра унесут меня вдаль от Земли“.

Думая об этом, я тем не менее чувствую, что те, кто отправился на боевое задание вчера, все еще живы. Они могут появиться снова в любой момент.

Свыкайтесь с моей смертью. Как говорят: „Пусть его навеки скроет могила“. Крайне важно, чтобы семьи жили для живых.

Недавно показывали фильм, в котором, мне кажется, я видел Хакату. Мне доставило большое удовольствие увидеть Хакату снова, как раз перед последним боевым вылетом.

Мама, не хочу, чтобы Вы горевали обо мне. Не возражаю, чтобы Вы поплакали. Плачьте. Но поймите, пожалуйста, что моя жизнь приносится в жертву добру и не надо печалиться.

Я прожил счастливую жизнь, потому что многие люди относились ко мне хорошо. Часто думаю: почему? Приятно думать, что ты имеешь какие-то достоинства, которые заслуживают это доброе отношение. Трудно погибать с мыслью, что ты ничего собой не представляешь.

Из военных сводок ясно, что мы заставили противника умерить активность. Победа будет за нами. Наш боевой вылет станет решающим ударом по врагу. Я счастлив.

Наша жизнь одушевляется Иисусом Христом, его дух остается с нами после смерти. Эта мысль не покидает меня. Стоит поблагодарить за то, что живешь в этом мире, но сегодня в этой жизни много тщеты. Настало время умирать. Я не занимаюсь поисками причин смерти. Меня интересует только вражеская цель, на которую я спикирую.

Вы были для меня прекрасной матерью. Боюсь только, что я был не достоин вашего сердечного внимания ко мне. Обстоятельства жизни сделали меня счастливым и гордым. До последнего мгновения своей жизни буду доискиваться до причины своей гордости и радости. Если бы меня лишили нынешнего окружения и возможностей, моя жизнь утратила бы всякую ценность. В одиночку я мало на что гожусь. Поэтому благодарю за возможность служить как настоящий мужчина. Если эти размышления кажутся странными, то, вероятно, потому, что я засыпаю. Должен сказать, однако, что многое здесь располагает к дремоте.

Больше мне нечего сказать на прощание.

Я опережу Вас, мама, на пути к Небесам. Молитесь, чтобы меня туда пропустили. Мне будет горько не попасть в небесный рай, в то время как Вас туда пропустят обязательно.

Молитесь за меня, мама.

Прощайте,

Итидзо».

Когда этот вылет отложили, летчик сделал следующее добавление к своему письму:

«Брожу ночью тихо между квадратов рисовых полей, слушая кваканье лягушек. Не мог не думать об этом во время своей прогулки прошлым вечером. Я лег на землю среди клевера и думал о доме. Когда вернулся в казарму, друзья сказали, что я пахну клевером и этот запах напомнил им о доме и матерях. Некоторые высказались в том духе, что я, должно быть, был маменькиным сынком.