Алексей Щербаков - Тени черного леса

Лес стоял так, как будто в него никогда человеческие существа не заглядывали. Потом, правда, когда немцев в Восточной Пруссии добили, пробовали еще искать начало той самой «железки» — но и ее не обнаружили. И, как это часто случалось, — плюнули и забыли. Победа была близка — но ее еще предстояло вырвать. А после Победы тоже хватило других дел. Тем более что армию, разведотдел которой обнаружил эту железную дорогу, стали перебрасывать на Дальний Восток, где предстояла новая война. Что же касается леса… Он так и остался стоять, как стоял. Разве что кое-где на опушке понатыкали табличек с надписью «Мины». Мало ли чего осталось после великих боев! О странном объекте не забыли лишь в одном учреждении, которому забывать ничего не положено — Народном комиссариате государственной безопасности. Но и там было работы выше крыши…

5 июля 1945 года, Зенебург, Восточная Пруссия

Было раннее утро. Лейтенант Сергей Мельников вразвалочку спустился с крыльца уютного немецкого особнячка на окраине города, имея вид человека, который хорошо провел время. Он потянулся, достал портсигар, украшенный чьим-то баронским гербом, вынул оттуда «Казбек», закурил и не спеша двинулся вдоль по улице сонного городка, похожего на иллюстрацию к какой-нибудь доброй детской сказке. Он двигался по сонным улицам к центральной площади — туда, где рядом с ратушей в брошенном богатым коммерсантом доме располагалась комендатура и обитал приставленный к ней комендантский взвод.

Мельников был парнем очень внушительным — из тех, при виде которых сразу пропадает желание невежливо разговаривать. Недаром в родной разведроте его звали Зверобоем. Не по имени героя романа Фенимора Купера, и уж конечно — не по названию пахучего лекарственного цветочка. Так прозвал его один танкист-самоходчик. Как-то Мельников помог ему починить гусеницу. Глядя на играющего кувалдой здоровяка, механик-водитель пошутил:

— Если вас, товарищ лейтенант, в строй к нашим машинам поставить, никто и разницы не заметит!

Так и пошло — по ассоциации Сергей получил то же прозвище, что и ИС-122, грозный укротитель «тигров» и прочего бронированного фашистского зверья. Мельников в чем-то и в самом деле напоминал эту громадную, угловатую, не слишком эстетичную машину, чей огонь сметал все на своем пути, при виде которой враги понимали: сейчас начнется самое интересное. К крупной фигуре Зверобоя прибавлялись резкие и грубые черты лица. Однако походка лейтенанта ничем не напоминала его «тезку» — грозную, но достаточно тяжелую и неповоротливую самоходку. Если уж сравнивать с бронетехникой, то его движения скорее напоминали элегантный «Т-34». Впрочем, шел Мельников чуть-чуть расхлябанно-развинченно — как двигаются по земле разведчики и прочие представители армейской элиты, которые знают себе цену.

Форма лейтенанта была щегольской — но это было щегольство особого рода. Поветрие выглядеть как можно более красиво в конце войны захватило многих молодых младших офицеров. Они подкладывали под погоны жестяные полосы. Добивались того, чтобы края фуражки были острые — хоть хлеб режь… Особым шиком считалось носить на кобуре с трофейным пистолетом немецкий шомпол-цепочку.

Так вот, Мельников выглядел совсем не так. Он был в гимнастерке — но она, как пилотка, пошита из самого лучшего материала. Да и цвет формы был не блекло зеленый, а более яркий, насыщенный и праздничный.

Головной убор, разумеется, был залихватски сдвинут на правую бровь. На ногах ослепительно сверкали на утреннем солнце хромовые сапоги, которые звякали о дорожные камушки подковами. На груди красовался набор наград: «Красное знамя» и две «Красные звезды» и медаль «За отвагу». Плюс — золотая и красная нашивки за ранения [1] Золотую нашивку давали за тяжелое ранение, красную — за легкое. . Одну из них он явно получил не так давно, потому что слегка приволакивал левую ногу. Словом — типичный вид разведчика, который понимает — есть все, а есть он. Без которого начальству обойтись трудно.

Шомпола-цепочки у него на кобуре не было. Разведчики считали это дешевым пижонством. Но в большой треугольной кобуре, разумеется, примостился не «ТТ», а парабеллум. На другом боку имелась немецкая егерская финка с костяной резной рукояткой — отличная вещь, которая метко кидается в цель из любого положения.

Война кончилась — и опасаться в городке было некого — но лейтенант так привык. С шестнадцати лет он только и делал, что воевал, — и никак не мог приспособиться к тому, что больше ни в кого стрелять не надо.

Мельников шел, курил и лениво размышлял: чем бы ему заняться? Особых дел у него на сегодня не было. Лейтенант был прикомандирован к военному коменданту этого городка, майору Щербине. Мельников оказался здесь после госпиталя, куда угодил из-за сущей случайности. Когда под Кенигсбергом брали очередного «языка», нарвались на немецкий патруль — и какой-то зеленый немчик попытался кинуть гранату. Но, видно, его, как и наших в сорок первом, послали на фронт, толком ничему не научив. Граната взорвалась в руках у незадачливого фрица. Ну и хрен бы с ним, но и Мельникову тоже досталось. День Победы он встретил в госпитале. А когда вышел, его и пихнули в этот городок.

Впрочем, теперь он был доволен. Поначалу Мельников был кем-то вроде переводчика да и вообще — помогал майору Щербине контактировать с местным населением. Майор-то на языке бывшего врага знал только «хенде хох». А Сергей немецкий знал с детства — в Саратове жило много немцев — а в партизанском лесу эти знания Мельников довел до совершенства. Как с завистью говорила его здешняя подружка Марта, у него был настоящий берлинский выговор. Местные говорили хуже.

Но переводить в последнее время было особо нечего. Его начальник майор Щербина большей частью маялся дурью, пустив все на самотек. И все как-то работало. Поначалу майор, выдернутый из артиллерийского полка и кинутый заведовать немецким городом, очень переживал. До войны он был каким-то мелким хозяйственником — потому-то его сюда и послали. Но ведь Германия — особое дело. Черт их знает, фрицев, все-таки враги. Вчера ты по ним лупил из шестидюймовок, а теперь налаживай им нормальную жизнь… Однако в первый же день пребывания Щербины в новой должности к нему в кабинет проник почтенный седовласый мужчина.

— Герр комендант, я бургомистр этого города, — переводил Мельников, — мы все приступили к работе и ждем ваших распоряжений!

— Кто «мы»? К какой работе? — не понял Щербина.

Тут уже настала пора удивляться немцу.

— Мы — это сотрудники городского управления.

— Так вы все пришли на работу?

— А как же! Ведь уже девять часов.

Читать дальше