Виталий Носков - Спецназ. Любите нас, пока мы живы

Наши действия по зачистке шли, словно в дом вошли биороботы. Я шел в паре с Иваном Кондратовым — капитаном СОБРа ГУОП — обладателем армейской каски, обтянутой шикарной маскировочной тканью. Иван выделялся не только каской. Его движения выдавали опытного спецназовца, умеющего видеть. Он не отвлекался, вникал в мелочи. То, что Иван надежный товарищ, я убедился быстро. Мы были готовы применить оружие в любую минуту.

Мы зачищали жилые комнаты, в каждой из которой нас могли ждать вооруженные люди. Пробивая дорогу на выход, они могли выкатить нам под ноги гранату, открыть шквальный огонь, а потом, перешагнув через наши тела, уйти.

Дома нас ждали дети — об этом мы всегда помнили и не собирались умирать по-глупому.

Старик в зеленой феске, идя за нами, нарочито тяжело бухал ногами, обутыми в сказочные галоши, привезенные из Турции. И громче громкого говорил:

— Мы не закрываем свои дома. У нас в селе чужих нет. Не от кого прятаться.

Я не отвлекался на аксакала. Я был неверным, значит, недостойным знать правду. Меня можно было убеждать в чем угодно, без опасности обидеть Аллаха ложью.

В каждой комнате стояло по телевизору, на стенах висели ковры. Дом дышал благополучием времени, которое наступило. Я заглянул в фотоальбом, который обнаружил в платяном шкафу… Старики в высоких папахах, изробленные, как говорят у нас в Зауралье, женщины, то есть изработанные в полях. Девочки в белых передниках на школьных линейках, юноши-выпускники средней школы с битловскими челками. Фотографии боевиков с автоматами с зеленых повязках на упрямых лбах в фото-альбоме я не нашел. Но это абсолютно ничего не значило.

— Хозяина нет. Наверно, в район уехал. — В чем-то старался убедить меня старейшина. — Я его знаю. Хороший человек. Механизатор. Болеет последнее время. Мы все болеем, как эта война началась. Ни одного спокойного дня не жили.

— Дедушка, — сказал ему Иван Кондратов, — Вы бы не ходили у нас за спиной. Не дай БОГ, под огонь попадете.

— Под какой огонь? — удивился старейшина.

— Под автоматный, — полный достоинства ответил Иван.

В просторную, светлую комнату на женской половине пустого дома мы все же зашли, а старик не стал, словно врос на пороге, цепко следя за нашими действиями. Не то, чтобы неприятно было, что пожилой человек, не доверяя, не сводит глаз с наших рук, подозревая в способностях взять чужое… Мы служили в офицерском спецназе. Никто в Чечне не мог упрекнуть СОБР в мародерстве. Активное недоверие старика начинало нас раздражать.

…Прежде всего в глаза бросился плотно стоящий у стены двухстворчатый шкаф. Я подошел к нему, оглянулся. Старик смотрел на меня с нескрываемым злым любопытством. И молчал. Я понимал ход его мыслей: «Что, гяуры, полезете в полированный шкаф женское белье ворошить? Не стыдно вам!». Я понимал, что шкаф может быть заминирован. Белого металла маленький ключик, оставленный в замочной скважине, завораживал. Манил. Одно движение и можно превратиться в груз «200». Взгляд старика буравил наши затылки, испепелял. А я все не мог собраться с силами, чтобы открыть дверцу ничем не примечательного, светло-красного, похожего на гроб, платяного шкафа.

Иван Кондратов не стал раздумывать. Легкий, без скрипа, оборот ключа. За распахнутой дверцей плотный ряд бархатных, висящих на плечиках темно-синих, темно-зеленых платьев. Пока стволом автомата Иван зачищал внутренность шкафа, я выцеливал темно-зеленую глубину таинственного пространства.

То, что по дому ходят чужие, Доквах понял давно. Умирающий Хамзат снова бредил, снова нервными, худыми пальцами теребил край синего солдатского одеяла. Потушив и без того тускло горящую лампочку, Доквах подготовил оружие к ведению огня и поднялся по ступенькам вверх — к выходу из подземелья. Теперь от врагов его отделяла только задняя стенка платяного шкафа. Приходя в дом фельдшерицы, муж которой был водителем и имел ранение в Грозном при перевозке боеприпасов, Доквах заходил в женскую половину и проникал в подземелье, открывая на себя заднюю из прессованной фанеры стенку этого единственного в комнате шкафа. Потайной замок, внешне невидимый, был изготовлен лучшим сельским автослесарем, умеющим молчать.

Если бы спецназовцы нагло-решительно опрокинули шкаф, то им бы открылся пробитый в кирпичной стене круглый лаз, и оттуда по ним ударил бы автомат Докваха. Но они только тыкали стволами в прессованную фанеру и молчали. Это безгласие взвинчивало нервы Докваха, сердце которого было готово закровоточить от напряжения. Он мог умереть, но никогда не отдал бы русскому спецназу умирающего моджахеда.

Там, десятью ступеньками вниз, находящийся в беспамятстве юноша начинал постанывать. Но, миновав ступеньки, надо было, сгибаясь, еще уйти влево, и этот предусмотрительно пробитый в земле изгиб — слава Аллаху — гасил, прятал от русских стон умирающего.

В минуту высшей ответственности автомат в руках Докваха был невесом, как перо из крыла Ангела.

Русские ещё потоптались, громко, словно бахнули из ПМ, захлопнули шкаф, закрыли его на ключ и со смехом ушли.

Доквах долго стоял, веря, что спецназовцы могут вернуться. Автомат в его руках постепенно набирал вес, пока не превратился в нечто такое, что Доквах мог и не удержать. Он чутко уловил, когда оружие заскользило в потных руках и ловким, привычным движением, прихватив ремень, забросил автомат за левое плечо.

Теперь Докваху предстояло самое страшное — принять смерть Хамзата и схоронить его до заката.

В три сорок дня Миронову принесли ещё два охотничьих ружья, отнятых у пастухов. Усмехаясь, он переглянулся с Родькиным и недвусмысленно протянул:

— Да-а-а. Результат. Доклад по обстановке произведет в ГУОШе эффект.

— Не переживай. — Родькин не стал отвечать на его улыбку своей.

Напряжение не ослабевало. Он ежеминутно ждал обострения обстановки, огневого контакта. Оперативники из Тулы и Волгограда, приданные его СОБРу на время командировки обладали четкой информацией, что боевики в селе есть: контуженные, раненые, утомленные, пытающиеся здесь поправиться и снова встать в строй.

Родькин рассчитывал на опытность собровцев, обученных обнаруживать схроны, выявлять поддельные документы. Он, как и Миронов воспринимал свой заход в село, как разведку боем и как подставу. Боевиков ловили на живца, в роли которого выступал сводный, малочисленный по составу СОБР.

Родькин думал, что знай о том, как неразумно в этот раз применяется СОБР, первый заместитель Министра МВД генерал-полковник Егоров Михаил Константинович, Начальник Главного управления по организованной преступности, обязательно наказал бы руководство ГУОШ. Но Егоров находился в Москве и не знал, что офицеров структуры, которую он создавал, в Чечне использовали для разведки боем, то есть пускали на мясо.