Виталий Носков - Спецназ. Любите нас, пока мы живы

СОБР навел порядок в районах, назначенных ему для службы. Маски на лицах, ярко бросающиеся в глаза тренированность, отлаженное вооружение, ловкое обращение с ним, жестокость в работе — заставили дудаевцев притихнуть, умерить агрессивность. Изъятие оружия, захват дудаевских разведок и другие виды работ позволили местному казачьему и мирному чеченскому населению вздохнуть свободнее, укрепиться в том, что матушка-Россия про них вспомнила и прислала защитников.

Какая это по счету необъявленная война для лейтенанта Олега? Суперпрофессионала — стержневого в подразделении. Для командира отделения Игоря — в каждом жесте «скорохвата» из повести Богомолова «В августе 44-го»? Для Игоря помоложе — надежного оператора-пулеметчика БТР? Для снайперов Михаила, Вадима? Для Иваныча, Петровича, Кости, Макса, Валеры, Петра? Всех зауральских «волкодавов», воспетых бывшим спецназовцем-фронтовиком Богомоловым, о которых я только читал, а теперь убедился, что они существуют в действительности. И на дворе не 1944 год, а 1995-й. Работы же у российских спецназов все прибавляется.

В свое время много было газетных пересудов о бывшем аэродроме ДОСААФ у станицы Калиновской. Дудаевцы превратили его в кузницу кадров для военно-воздушных сил Ичкерии. Долго были живы опасения москвичей, кто не забыл посадку немца Руста возле Храма Василия Блаженного — в самом сердце России. Ведь большинство западных радиоголосов и дудаевская пропаганда подчеркивали наличие чеченских летчиков-смертников, способных с бомбовой нагрузкой долететь до столицы. Верилось и нет: в силах ли летчики Дудаева осмелиться на такое?

Российские военно-воздушные силы совершили на бывший советский аэродром ДОСААФ тринадцать атак.

Майор дудаевской авиации, бывший капитан Советской Армии, выпускник Новосибирского военно-политического училища, Иса в разговоре со мной горестно осуждал российскую бесхозяйственность: «Уничтожили учебные самолеты Л-39. Зачем? От них не было никакого вреда». Но под каждым крылом этих и других самолетов были пилоны для бомб и ракет.

Курганский СОБР под командованием подполковника Е.В. Родькина обнаружил на аэродроме возле Калиновской четыре 155-килограммовых осколочно-фугасных бомбы, несколько стволов к авиационным пушкам, пиропатроны, которые могли послужить террористам.

«До прихода к власти Дудаева Л-39 в большом количестве стояли на советском военном аэродроме в Ханкале, — рассказывал мне потом специалист авиатор. — Да, Л-39 — учебный самолет, который в любой момент можно превратить в штурмовик — легкий, маневренный, удобный в партизанской войне, идущей в Чечне». С какой целью сохранялись авиабомбы на аэродроме, многократно проверенном на этот предмет военными специалистами, — знают только оперативные офицеры. Но вот приехали курганцы и разыскали то, что не удавалось другим. Все четыре авиабомбы и пиропатроны были взорваны в безопасном месте. А российское военное руководство убедилось, что авиационные налеты на учебный аэродром были не напрасной тратой сил и средств.

Подъем у курганского СОБРа в семь утра. По подполковнику же Родькину можно сверять часы — в шесть утра он всегда на ногах. Ночью через каждые полтора часа дежурные по цепочке менялись — иначе нельзя. Хотя лагерь полка ВВ окружен минами, всякое могло случиться. Чеченский диверсант, который попался на сигнальной растяжке (взлетела осветительная ракета, и боевик с огромным ножом — почти самурайским мечом за спиной — был убит пулеметчиком из ВВ), прошел почти все заградительные системы. Может, когда-то служил в специальном подразделении Советской Армии?

Погода в Чечне непредсказуема… Только что было безветрие, в оконце заглядывало солнце, а вышел из палатки — туман, накрапывает дождь. Или ветер, словно чеченский кулак, может хлобыстнуть в лицо. Откуда прилетел? В какой котловине прятался? Почему взъярился?

БТР № 198 поставлен близко у входа в походное жилище курганцев — это защита от дудаевских снайперов, о которых на бытовом уровне в лагере не вспоминает никто.

Все мысли о противнике начинаются, когда БТР и приданный курганцам «Уазик» выходят из расположения на работу. Но и на заданиях СОБР трудился без внешнего напряжения. Может, потому, что офицеры уже давно свыклись с тем, что по ним могут открыть огонь в любую минуту.

Курганцам и шадринцам довелось работать в чеченских джунглях на Тереке, лежать в засадах, а настоящие, природные волки, теряясь в догадках, кто перед ними в такой глухомани и темноте, подходили ближе, чем на четыре метра. И распознав человека, стремительно, однако по-братски не нарушая тишины, скрывались.

Но это в Афганистане спецкоманды «чистильщиков», подобных СОБРу, называли волками: обстановка диктовала быть хищным в броске. Но когда в Чечне Дудаев обозначил волка государственным символом и его люди говорили: «Если в паспорте печать с волком, ты — жилец. Нет — покойник», — терминология поменялась. И собровцы России, работающие по чеченским боевикам, стали называться охотниками за волками. Ведь при Дудаеве в чеченском обществе верх был взят уголовниками, матерыми убийцами.

С прекращением российского правоохранительного влияния в Чеченской Республике сразу утвердился бандитский образ жизни. Тот самый, которого опасались и не допускали русские государи.

Сохраняя национальные меньшинства в России и только поэтому не призывая их на войну, царь Николай II с началом 1-й Мировой войны был вынужден в 1914 году создать Дикую дивизию, а в ней чеченский и другие национальные полки, дабы на оставляемом без пристального внимания Кавказе не возобладала многостолетняя, представляющая государственную опасность склонность к преступной добыче средств, просто вирусная легковесность в утверждении и распространении житейского грабительского уклада.

После 1991 года такое произошло по всем азиатским, кавказским окраинам бывшего СССР, а в особенности в Чечне, где народу отводилась роль рабской, бессловесной массы, которой была предоставлена только одна возможность — восхищаться своим диктатором.

Среднеазиатские, кавказские, южные окраины Российской империи, потом СССР всегда рисковали сорваться в штопор националистического беспредела, так как феодальные порядки на всем нашем государственном провинциальном пространстве — вечный двигатель политики. Менялись формации, декларации о намерениях, а механизмы жизнеустройства оставались прежними — диктатура одиночек, опирающаяся на кланы. Все определяли только вкусовые рецепторы лидеров. Какие они у бывших советских генералов и первых секретарей — знают все.

Именно в этой ситуации моим землякам-курганцам выпала тяжелая ноша — защита русских интересов и восстановление порядка на территории Чеченской Республики. Домой курганский СОБР вернулся без потерь.