Андрей Семёнов - Пятая рота

Вообще я уже успел заметить, что люди ограниченные, даже глупые, но обладающие наполеоновским апломбом и величавой осанкой, умеют производить впечатление на людей обыкновенных и даже умных. Такой тип с самым значительным видом будет выдавать тривиальные пошлости, даже откровенные глупости так, будто разговаривает о вещах продуманных и великих. В голову собеседнику даже и не подумает закрасться подозрение, что перед ним обыкновенный остолоп с восьмилетним образованием, настолько весомы слова и серьезно лицо вещающего пророка.

«Ты сначала выполни кэмээс, научись бегать быстрее меня на своих коротких лапках, а потом уже напутствуй», — подумал я и передразнил его: ««Окрепнешь, физически подтянешься…».

— У нас, у казаков… — вывел меня из задумчивости Кравцов, но ему не дали закончить.

В палатку зашел Гулин:

— Какого хрена тут сидишь? Все дежурные уже доложились.

— Оба-на! — всполошился Кравцов, — заболтался с молодым. Бегу. А ты давай спать.

Два раза повторять мне было ненужно. Я воспользовался тем, что мой новый опекун побежал докладывать дежурному по полку и залез «на пальму». Сегодня я «оттянул» свой первый в Афгане караул, устал как собака, и слушать разглагольствования ставропольского комбайнера не было больше ни сил, ни желания.

Наутро начинались мои духовские будни.

«Духовенство».

Утро началось с зарядки.

На плац вышел горнист и протрубил «зорю». Дежурные стали поднимать разоспавшихся дневальных и свои подразделения. Роты начали выходить на плац, чтобы изобразить поддержку армейскому физкультурному движению. Старослужащие второго взвода связи отправились курить на спортгородок. Духи, под руководством Кравцова, стали наводить порядок в палатке и на прилегающей территории. Тихон пошел за водой, Нурик убирал курилку и тыл, Женек прибирал на передней линейке и под грибком. Мне выпало почетное право подмести бетонный пол. Я был удивлен, что в армии полы метутся , потому, что в учебке они мылись. Чтобы облегчить себе работу в довольно частых нарядах по роте, я в недолгом времени своего курсантства вывел правило, что грязь в армии не выносится, а умело маскируется. При этом полосы грязи на полу должны быть строго параллельны. Взяв в руки щетку я стал бодренько ей орудовать, желая покончить с половым вопросом до завтрака, и немедленно поднял самум пыли. Кравцов, в это время обходил палатку и когда он зашел внутрь, то немедленно пресек мой энтузиазм:

— Ты что? С ума сошел так мести? Дай, покажу.

Вернулся Тихон с ведром воды для питья. Кравцов зачерпнул кружку и разбрызгал воду по палатке. Зачерпнул вторую, разбрызгал и ее.

— Что это тут у вас происходит? — удивился Тихон, разглядывая опадающую пыль.

— Да вот, — пояснил Кравцов, нажимая на щетку, — сержант мести не умеет. Раз уж взялся мести, то мети по-человечески. На, держи. Понял, как надо?

Он вернул мне щетку обратно.

Вообще-то, мести я не «брался». Я бы с большим удовольствием покурил бы сейчас на спортгородке. Может, даже железки потягал. А с еще большим удовольствием я бы понаблюдал как Саня сам, а не моими руками навел бы порядок во всей палатке, а потом бы пособирал бычки вокруг нее. Может быть, я бы его даже похвалил. Но младший призыв — я, а не он и мне — «положено». Попробовал бы я отказаться!

Однако, палатка — не стадион. И даже не спортзал: размерами сильно уступает. И через пятнадцать минут внутри и снаружи был наведен полный марафет: пыль подметена, мусор и окурки собраны, двери для проветривания распахнуты и сразу стало как-то хорошо жить. Я скинул хэбэшку, перекинул полотенце через плечо и прихватив умывальные принадлежности, двинул совершать утренний обряд омовения. По дороге в умывальник я прикинул, что зарядка в учебке — это почти час полноценной физической нагрузки с кроссом на три километра, маханием руками и ногами, провисанием на турнике и отжиманием от брусьев. В расположение рота возвращалась «заряженная», в поту и в мыле. А тут, в Афгане, мы скоренько вчетвером навели порядок и даже не взопрели.

«Я не знаю, что будет дальше, но пока мне в Афгане все нравится. Если вся дедовщина заключается в уборке помещений вне всякой очереди вместо энергичной зарядки, то я — за такую дедовщину».

Около восьми Полтава не скомандовал, а скорее попросил:

— Выходите строиться на завтрак.

Послышалось: «Вы хотите строиться на завтрак?».

Полтора десятка человек второго взвода связи на передней линейке изобразили колонну по три. На плац выходили роты. К моему удивлению, Полтава не повел взвод на плац, а повел взвод в столовую кратчайшей дорогой — между палаток. Перед столовой взвод вообще рассыпал строй и пусть шагом, но ровно связисты вошли в столовую. В нашем крыле было почти пусто, только несколько заготовщиков получали сахар, мясо и масло для своих подразделений и расставляли их по столам. В этой немноголюдности я увидел еще одно подтверждение избранности войск связи: пока пехота будет шлепать с плаца кружным путем мимо штаба полка, спортгородка, клуба, то есть пойдет в столовую самой дальней дорогой из всех возможных, мы, связисты, уже успеем поесть. Настроение испортила разведка: разведвзвод приперся сразу за нами. Видно они тоже от своей палатки шли по прямой.

Да ладно: все равно же — после нас. Мы с Рыжим махнули друг другу.

За нашими двумя столами сидели Кравцов и Женек.

— Кушайте, мужики, — Кравцов встал, — я пошел в палатку. Женек, не задерживайся тут — Гулина подменишь.

И снова — гастрономический разврат: в мисках утопает в собственном соку тушенка, пережаренная с морковкой и луком, на голубой гетинаксовой тарелке слезятся цилиндрики масла, в другой тарелке горкой насыпаны кубики сахара, в большом чайнике плещется кофе и в казане преет рисовая каша. И снова — старослужащие сели за свой стол и паек другого стола, накрытого на десять человек, пал жертвой четверых голодных духов.

Ну и правильно! Нам еще летать и летать. Силы нам понадобятся.

— Мужики, — Женек щедро наложил в тарелку каши, навалил сверху три ложки тушенки, отсыпал сахар, — это — Гулину. Придет — поест. Давайте, я побежал.

Женек пошел в палатку менять второго дневального, мы навалились на кашу, а старослужащие, едва поковыряв ложками в своих тарелках, уже допивали кофе. Полтава встал из-за стола:

— На развод не опаздывайте.

Мы налегли и скоро прикончили и свое, и «за того парня». Когда пришел Гулин, Нурик уже принес казан горячей воды и мыл кружки с обоих столов. Я собрал посуду и отнес ее на мойку. Тихон принес чистую тряпку и протер столешницы. Пять минут — и столы были чисты. В торце каждого из них вверх донышками стояли в два ряда десять кружек.