Николай Прокудин - Рейдовый батальон

Афганцы, весело болтая, забирались на технику, облепив броню как саранча. Вначале такой «сарбос» забрасывал торбу с вещами, мешок, чайник или какую-нибудь коробку, а затем влезал с помощью товарищей в кузов и бегал по машине в поисках удобного места. Ну, насекомые! Одеты они были кто во что. В куртки, в шинели, в бушлаты. У одного на голове чалма (это сикх), у другого — кепка, у третьего — картуз, у отдельных избранных — каски. На ногах обувка от сапог до драных тапочек и калош.

Больше всего пассажиров уселось на головной танк комбата. Роман Романыч весело покрикивал на разношерстное воинство, призывая быстрее успокоиться. За телами «царандоевцев» было не видно брони танка. В конце концов аборигены разместились и выжидающе поглядывали на нас, надеясь на комфортабельную доставку к своим грузовикам у дороги.

Тронулись. Путь не близкий. До армейского лагеря километров тридцать, поэтому ехать лучше, чем топать на солнцепеке.

Колонна миновала подъем, спустилась вниз к пересохшему руслу реки, вновь поднялась на вершину холма. Предстоял длинный, довольно крутой спуск. Механик, собираясь переключиться на пониженную передачу, поставил танк на нейтралку. Что-то заело в коробке передач, и маневр у него не получился.

Танкист делал перегазовку, двигатель громко ревел, а машина стремительно катилась под гору на холостом ходу. Коробка передач скрежетала, но солдату никак не удавалось включить скорость. Молодой водитель, видимо, растерялся и испугался. Танк подбрасывало на ухабах, гусеницы громко колотились по грунту и камням, броня тряслась и вибрировала. «Царандоевцы» вначале притихли, а затем запаниковали. Они громко заверещали и принялись спрыгивать на обочину, кувыркаясь при падении.

Танк, бешено стуча траками и теряя пехоту, опустился на дно оврага и начал по инерции закатываться на следующий подъем. Сидевшие на корме афганцы, видя, что скорость снизилась, спрыгнули назад в колею. Двигатель танка заглох, и машина, поднявшись до критической точки инерции, покатилась обратно, давя на своем пути афганских «сарбосов». Когда танк замер на дороге, то по пути его следования остались лежать с десяток раздавленных тел и по обочинам еще множество травмированных. В воздухе стоял гул от проклятий, воплей и хрипов раненых.

Я бросился к замершему в пыли старлею Шведову. Голова Игорька была залита кровью, посеревшее лицо перепачкано рыжей пылью. Он лежал без движений, без стонов, закатив глаза. Сероиван вколол ему ампулу промидола, разрезал гимнастерку, ощупал голову, руки, ноги.

— Плохо дело! — вздохнул медик-прапорщик. — Голова разбита и, похоже, позвоночник поврежден. Бедняга, Игорь, не везет так не везет. Опять сломался!

Тем временем наши санинструкторы оказывали помощь афганцам, которые становились с каждой минутой все более агрессивными. Некоторые направили на нас оружие и принялись клацать затворами. Кто-то бросился к механику, желая с ним расправиться.

Афганские офицеры начали отталкивать солдат от танка, мы решили вступиться за своего парнишку. В один момент автоматы оказались направлены друг на друга. Уже нет у афганцев дружеских взглядов и улыбок. Только ненависть с их стороны, а с нашей — досада на случившееся. И горечь. Что сказать? Несчастный случай. Нелепость. Пыл «царандоевцев» охладили направленные на них пушки и наше численное превосходство. Снять напряженность и не допустить перестрелки помогли только уговоры Арамова и Мурзаилова на «фарси» (таджикском языке). Хорошо, что у нас много таджиков! Баха Арамов успокаивал и растаскивал в разные стороны наших солдат и «сарбосов», громко орал на аборигенов, переговаривался с афганскими командирами.

Кровавое, шевелящееся в отдельных местах человеческое «месиво» постепенно затихало. Люди умирали один за другим. И афганцев и наших мы выносили совместными усилиями. Наконец, афганцы, ругаясь, построились в стороне от дороги и уныло побрели пешком к шоссе. С нами ехать дальше они не пожелали. Столкновение удалось предотвратить, но вспыхнувшую неприязнь вмиг не погасишь. А как дружно мы недавно ехали! Мирно переговаривались и улыбались друг другу, всего полчаса назад…

Колонна медленно двинулась в сторону Кабула, с осознанием выполненного долга. Я сидел на башне рядом с Острогиным, мы обсуждали его любовные приключения в отпуске. Вдруг Серж громко вскрикнул и схватился за спину, привалившись к крышке люка. Я посмотрел на то место, которое он потирал, изогнув руку: крови нет. Но Сергей громко матерился, кривился от боли и стонал.

— Что это было, Острога? — спросил я. — Что случилось?

— Каменюку бросили или из рогатки стрельнули, гаденыши. Вон те чумазые бачата! Мы только что миновали их беснующийся выводок. Убил бы! Вот черти.

— Это они отомстили тебе за виноградники. Радуйся, что камень, а не пуля попала в позвоночник, — как мог, утешал я взводного.

— Но почему мне, а не тебе. Я — добрейший человек! Ты затоптал кустарников и деревьев раза в два больше моего и еще три хибары спалил! — возмутился Серж.

— Они знают, что будущих Героев Советского Союза обижать не рекомендуется. Героев можно не любить, но ни в коем случае нельзя трогать руками. Разрешается только пылинки сдувать с погон и мух от лица отгонять! А тебя пацанята выбрали как самого фактурного, фигуристого, — весело рассмеялся я.

Сергей мстительно сказал:

— Если в следующий раз поймаю «духа», то привяжу его лицом к дереву и буду устраивать показательную казнь — побитие камнями. И целью будет именно позвоночник!

После рейда освободилась должность заместителя начальника штаба батальона. Игорешу Шведова эвакуировали в Ташкент. В полку он больше не объявился. Что с ним стало — не ведомо…

Но свято место пусто не бывает. Особенно на нашем конвейере смерти. Молох войны требует новых жертв. Должность Игоря досталась прибывшему из резерва капитану Чухвастову.

Началось полковое построение.

— Лейтенант Ростовцев! Лейтенант Мелещенко! — скомандовал подполковник Филатов. — Выйти из строя на десять шагов.

Ну вот! Наконец-то свершилось то, о чем говорили штабные еще до карательного похода на Баграмку. Долгожданные «звездочки»!

— Товарищи офицеры! Поздравляю вас с присвоением очередного звания «старший лейтенант»!

— Служу Советскому Союзу! — громко ответил я, и так же громко, словно эхо, отозвался Николай.

Филатов крепко пожал нам руки, похлопал меня по плечу. Ошуев вручил погоны, криво улыбнулся и, окинув меня недобрым взглядом, угрожающе прошипел:

— Не вздумайте напиться и организовать «обмывание». Я вас обязательно сегодня проверю, и если попадетесь, пощады не ждите!