Николай Прокудин - Рейдовый батальон

Пока мы ругались, дед упал мне в ноги и что-то кричал, воздев руки к небу, слезы текли из глаз по щекам. Я поднял его за руку, похлопал по спине. Видно, понял аксакал, что солдаты могут пристрелить, а, почувствовав во мне начальника, он что-то быстро затараторил:

— Командор… командор… командор. — Это все, что было мне понятно.

— Успокойся, дед, шагай во двор, — подтолкнул я его легонько во двор.

Бойцы уже суетились по дому, заглядывая во все двери, во все сараи, подвалы, кяризы.

— Ханумки! — радостно закричал один из узбеков. — Ура!

— А ну, назад, всем выйти за ворота.

Я еле — еле сдерживал мусульманский интернационал. Казахи, таджики, узбеки, что-то бормотали по-своему, не желая уходить.

— Нужно под паранджу заглянуть! Может, это и не бабы, а «духи» маскируются, — кипятился Худайбердыев, — а то мы отойдем, а нам в спину стрелять начнут.

— Начнут стрелять в спину, если ты к женщинам под юбку будешь лезть!

Сержант сердито сопел, видно, очень хотел аборигенок посмотреть и пощупать. Только-только выгнав солдат со двора и успокоив старика при помощи таджика-переводчика, я вдруг услышал за забором дикий смех и свист.

Худайназаров скакал на белом-белом жеребце, другой солдат тащил ишака за ухо. Аксакал опять стал причитать и, схватив меня за руку, что-то быстро говорить.

— Мурзаилов! Успокой его. Скажи: никуда мы не заберем скотину. Эй вы, балбесы! Отпустите животных, мы уходим. Надо своих догонять.

— Товарищ лейтенант! Надо с собой коня и ишака забрать. Пусть пулеметы и миномет везут, а то мы сами как ишаки загружены, — закричал сержант.

— Папуасы! Оставьте животных! Худайбердыев! Вперед во главе колонны. Прекратить мародерство.

— Какой-такой мародерство? Трофеи это!

— Сейчас по башке обоим настучу, тебе и Алимову. Быстро слазь с коня — мы уходим!

— Можно тогда хотя бы их застрелить? Нельзя же «духам» вьючных животных оставлять! — продолжал канючить сержант.

— Эй вы, убийцы, быстро взяли мешки и бегом отсюда. Никого не убиваем, ни в кого не стреляем. Пленных в горы не берем.

Узбеки, что-то сердито говоря друг другу, нехотя побрели вдоль дувала, вверх к подножью вершины, на которую предстояло забраться. Высота небольшая, но метров на двести предстояло подняться. Обрадованный старичок, счастливый от того, что ничего не забрали, и что остался живой, улыбаясь и заглядывая мне в лицо, быстро говорил и гладил меня по руке.

— Дедок, шуруй домой. Буру бача, буру! — прикрикнул я, улыбаясь, и махнул рукой в сторону дома. — Пошел вон, старый осел!

Аксакал принялся кланяться и что-то громко бормотать.

— Мурзаилов! Что он говорит?

— Он вас благодарит, хвалит весь ваш род, желает счастья и много красивых жен.

— Какой добрый и щедрый старик. Спасибо, жен не надо — не прокормить. Главное, чтоб в спину не стреляли, когда отойдем от кишлака.

Через полчаса, забравшись на высоту и заняв оборону, я с удовольствием наблюдал за фигурами солдат и офицеров, ползущими вдалеке по крутому хребту. Целый день мы брели по долине, и теперь можно было немного подремать. Особенно радовался я мучениям Ходячего Бронежилета. Его колоритна фигура в горной экипировке с двумя автоматами и огромным рюкзаком виднелась далеко далеко. «Берету» он нес лично, никому не доверяя. (Оба трофейных ружья капитан сломал, а саблю я забрал себе). Добравшись до моего взвода и чуть отдышавшись, Лонгинов сразу принялся орать:

— Что там за скачки были? Вы что, ковбои на родео? Никакой дисциплины и организации!

— Да все нормально. Пока я с местным населением объяснялся, эти юные натуралисты с животным миром общались. Местное население претензий не имеет, радуется жизни.

— О вашем командовании и отвратительном управлении взводом мы в полку поговорим особо! А пока, лейтенант, занять вон то, дальнее плато за господствующей над кишлаком высотой.

— Это еще километра три по хребту! Я думал, что мы уже на задаче и можно готовиться к ночному отдыху, — чертыхнулся я вслух.

— Умничать будем в полку на подведении итогов. И умничать будут те, кто вернется живыми и здоровыми.

— Постараюсь вернуться, вашими молитвами, товарищ капитан, — улыбнулся я ехидно.

— Ну, ухмылки ваши сейчас быстро сойдут с лица. Приказываю, с расчетами пулеметов через пятнадцать минут сидеть на краю хребта над кишлаком! Время пошло. Бегом, марш!

Вот сволочь. Еще и издевается. Тут ходу на полчаса, не меньше. Придется бежать. Рота села отдыхать, а мы двинулись. Четыре бойца пыхтели рядом. Моему быстрому передвижению мешала трофейная сабля. Ее я решил привезти в полк и повесить на стене над койкой. Для форсу! Сталь — так себе, лезвие в зазубринах, но ручка из кости очень красивая. Вот только бежать с ней в одной руке, а с автоматом — в другой очень неудобно. Особенно не сподручно спускаться по каменным осыпям, петляя по тропинке, прыгая с валуна на валун.

Быстро сбежав со склона на плато, мы уже вскоре поднимались на маленький пригорок. Солнце быстро садилось за дальний горный хребет. Темнело в горах очень быстро. В тот момент, когда, казалось, еще минута — и мы на нужном пятачке, откуда-то засвистели пули, и у самых ног, и вокруг нас защелкали рикошеты, и донеслось гулкое эхо автоматных очередей. Бойцы кубарем покатились за спасительную каменную гряду.

— Зибоев! Откуда стреляли?

— Нэ знаю, кажется, сбоку, — ответил пулеметчик.

Молодой младший сержант Лебедков показал рукой в сторону параллельной каменной гряды.

— Вон пещера, может, оттуда били? Очень кучно. Пули прямо за пятками легли, в вас метили.

— Ну, сержант, рывком за гряду, там оглядимся и отобьемся. Вперед!

Мы вскочили и бросились к небольшим камням. За ними шел пологий спуск, и сбоку нас было не достать. Вновь засвистели пули, рикошетили от камней, я навзничь ласточкой нырнул за камни, бойцы упали рядом. Все мое тело от головы до пяток била нервная дрожь.

— Все целы? Не ранены, не зацепило?

— Целы.

— Нет.

— Нет, — дружно забормотали и при этом матерились солдаты.

— Юра! Огонь из автоматов всем расчетом по пещере! Зибоев! С пулеметом ползи на правый фланг и молоти по всему, что зашевелится.

Вчетвером начали вести огонь по пещере и вдоль всего склона. Расстреляв по паре магазинов, я приказал прекратить огонь. Надо послушать, осмотреться, откуда по нам бьют.

— Расчет, за мной на задачу, ползком! Быстрее! — скомандовал я и пополз первым.

— А пулемет как же? С ним ползти, особенно со станком, неудобно, — заныл сержант.

— Ничего! Жить хочешь — поползешь со станком не то что на спине, а в зубах!

Со стороны Зибоева раздалось несколько очередей и радостные вопли. Я на карачках перебежал к нему и увидел, что в ущелье, возле большого валуна валялся убитый осел. В этом направлении по огромным камням пулеметчик и стрелял короткими очередями.