Николай Прокудин - Рейдовый батальон

Балбес, теперь за свой счет отдыхать придется, не сдержался. Но ведь какое мурло сидит тут в тепле и чужие деньги считает, ребят, которые из «зеленки» не вылезают, обирает. Крыса тыловая!

— Ник! Живой! А сказали: ты издох, — весело встретил Острогин мое возвращение. — Гуляешь по штабам, а мы тут в рейд собираемся.

— Куда? Когда? — обрадовался я скорой перспективе удрать из полка.

— В район Дехи-Нау, послезавтра!

— Вот это хорошо, наконец развеемся. Скорей бы, подальше от показухи и глупостей. Над чем корпишь?

— Журналы боевой подготовки за все взвода необходимо до выхода представить. Эдик расписание занятий и ротный журнал унес показывать. Кстати, тебя уже пять раз спрашивал Муссолини.

— Зачем?

— Планы какие-то принести и листовки получить.

— Черт! Знают же, что в поликлинику ездил, и полковые документы отвозил, даже мороженого спокойно не поесть.

— Мороженого? Где? — изумился Серж.

— В кафе. Там и мороженое, и танцы, и коньяк вечером подают.

— А как же фраза «мы все на фронте, а на фронте не отдыхают». И про сухой закон забыли? Так?

— «Каждому свое», как в Бухенвальде. А еще медик путевку на курорт купить предлагал.

— Купил?

— Нет, у него сдачи не нашлось! Я так хотел его пухлую физиомордию по столу размазать. В полку, говорит, таких путевок не бывает. Они у них все в штабе «застревают»…

— Ерунда. Подойди к начмеду и попроси, я вчера уже оформил путевку в Ялту. В июне поеду отдыхать: море, девочки, сухое вино… Мечта! Завидуй! Облизывайся!

— Завидую, прохиндей! Как выпросил?

— Да никак. Пришел, поговорил по душам — и порядок! Я с ним в Панджшер на броне входил…

— Трепач. Пойди, попроси… Все у тебя легко! Связи кругом: дядюшка в посольстве, папа в Совмине. Граф, как ты на войне очутился с такими «волосатыми лапами»? Не понимаю. Настоящий граф и князь! Ладно перебьюсь без путевки, в Сибирь поеду загорать.

— Иди к начмеду, он звонил, тебя спрашивал, а путевку обязательно попроси, гарантирую, все будет нормально — поможет.

— Как дела? Все хорошо? — встретил меня с надеждой в голосе Дормидович.

— Так, как я и думал, пятно на спине — это номерок. Но рентгенолог — сволочь!

— Почему ты его так не возлюбил? Что такое?

— За взятку путевку в санаторий предлагал — в любое место и в любое время.

— Ох, негодяй! Из штаба носа не высовывает, а на ребятах наживается! А куда хочешь поехать?

— Да это просто так, к слову, я у него ничего даже и не просил, он сам навязывался. Вообще-то, готов хоть куда, меня в конце месяца отправляют в Союз. А куда? На море делать нечего, может, в Пятигорск?

— Есть путевка в Кисловодск, отложить для тебя?

— С боевых вернусь и зайду оформить, если можно?

— Конечно, подходи. Рад, что ты здоров, удачи и долгих тебе лет жизни.

— Спасибо!

Довольный, я вышел из санчасти. Повезло! Выяснилось, что здоров, а теперь и хороший отдых обеспечен. Ура!

Вечером комбат производил предварительный осмотр офицеров перед выходом на боевые.

— Предупреждаю в последний раз! Командирам быть в уставной форме — то бишь в х/б. Замполитов это тоже касается! Не бродить в горах как анархист Ростовцев: то в «песочник» вырядится спецназовский, то в маскхалат. И Луковкину запрещаю выделяться, рейнджер нашелся, выпендривается в горном костюме.

— Товарищ майор, могу подарить один комплект, — встрял Юрик в речь Василия Ивановича. — А то вы ходите в выцветшей «афганке» — не солидно.

— Вам слова никто не давал. Еще раз перебьешь меня — получишь выговор. Далее: тельняшки, футболки, кроссовки носить запрещаю! Только сапоги и ботинки, нательное белье, все в касках и бронежилетах. Прежде чем требовать, сами должны являться примером подчиненным, особенно замполиты! Капитан Лонгинов, проведение строевого смотра офицеров и прапорщиков назначаю в семь тридцать утра.

— Сразу с мешками и оружием? — встревоженно спросил лейтенант Шерстнев. — Не успеем.

— Ба! Шерстнев, попался ты наконец-то мне на глаза! Пожалуйста, не ходи моей тропой, не люблю, когда облизывают чашку комбата. Моя чашка священна! Стоящие в строю громко засмеялись.

— О чем вы, товарищ майор?

— Прапорщики могут быть свободны, — распорядился Подорожник оставив одних офицеров.

— Вот так, опять обломили на самом интересном месте, — громко вздохнул Бодунов.

Прапорщики нехотя ушли, сгорая от любопытства, а Чапай продолжил:

— Зашел я сегодня в одно место, а там сидит за столом Шерстнев, в моих тапочках, и чай пьет из моей любимой чашки! Сегодня тапочки одел, кружку облизал, а завтра что будет, а, Олежек? Что еще оближешь?

— Ничего другого не будет, — смущенно пробормотал лейтенант.

— А женщина может понадеяться, поверить. Даже думать не моги об этом, ишь, молочный брат объявился. Жилин, ты его чаще в караул ставь. Все караулы третьей роты с сегодняшнего дня Шерстнева. Это мой приказ!

— За что? Я к ней туда случайно заглянул, чай попить с вареньем. В первый раз, ей богу!

— Куда, куда ты заглянул? Что за гнусный намек?

— Ха-ха-ха, — вновь засмеялся весь офицерский строй.

— Вот теперь второго раза точно не будет, под халатик не залезешь, и котлеты комбата будут в целости и сохранности.

— Вы не правильно поняли, я оговорился, не то хотел сказать. Только одну котлетку съел и то чуть не подавился под вашим строгим взглядом.

— Я тебе эту котлетку до замены не забуду. Оговорился он! Разойдись!

Все гурьбой обступили Олега. Похлопывали по плечу, смеялись, успокаивали, как могли.

— То-то Василий Иванович взбешен, сам не свой от злости почему-то, а это наш Олежка его с кровати «стюардессы» теснит, — ухмыльнулся Афоня.

— Никого я не теснил, даже и не думал, это случайно получилось.

— Все в жизни случайно и совсем не специально, — улыбался Микола Мелещенко. — Теперь комбат заест нашу третью роту на боевых. Ну, ты и смельчак! Подорожнику дорогу перешел, в кровать залез.

— Болваны, сразу у всех черные мысли, — оправдывался Шерстнев

— Нет, не у всех, — улыбнулся лейтенант Арамов. — Я уверен: у тебя были только чистые помыслы — объесть комбата, отомстить за обиды через желудок. Ха-ха-ха!

— А ну вас, идите к черту! — и Олег ушел, громко матерясь.

— Попал Шерстнев в немилость и надолго, — глубокомысленно изрек Афоня. — Не ложись не в свои сани, особенно без презерватива! Молочный брат комбата! Смельчак! Ха-ха-ха…

В казарме стоял невероятный шум и галдеж. Рота суетилась, комплектуя мешки и набирая боеприпасы.

Что же делать с обувью? Имеются только кроссовки и туфли, мои облегченные сапоги сгорели у костра в Баграмке — подошва правого «дутыша» полностью расплавилась.