Станислав Олейник - Без вести пропавшие

— Миша, — Николай поднял тяжелый взгляд на Недавибабу, — ты был санитаром, окажи Юрке посильную помощь. А вы, — он со злобой посмотрел на стоящих рядом товарищей, — чего рты пораскрывали, отойдите, не мешайте.

Все безропотно разошлись по своим углам.

Николай подошел к оконцу, и невидяще уставился на грязно серую стену стоящего рядом с тюрьмой склада. Он думал о себе, своих сокамерниках, о моджахедах, которые надругались над их товарищем. Он думал о том, как, попав в плен, меняются люди. Он думал о том, какое жесточайшее испытание проходят их нервы, их воля. О том, как трудно оставаться спокойным, когда в лицо дует холодный смрад могилы. Что делать — жизнь такая штука, с которой расстаться не так легко. И люди, каждый по-своему, стараются выжить. Одни, вольно или не вольно, стали угодливо прислуживать моджахедам, и были готовы в любую минуту предать своих товарищей. К таким он безошибочно относил Исломуттдина. Другие, вроде узбека Азида, уходят в себя, в свою скорлупу, и всячески дают понять окружающим, что он живут по принципу «моя хата с краю…». Третьи, как Юрка Фомин, просто потеряли себя, и превратились, по сути, в пустое место. Были и такие, которые, поддавшись на уговоры американской бабы, уехали в США. На этих ребят — Мовчана, и второго, настоящую фамилию которого он уже и не помнит, — зла не держит. Они сами выбрали свою судьбу…. Ну а четвертые, которых большинство, и к которым он относит и себя, готовы к борьбе…

— Микола, — Недавибаба отвлек Николая от своих мыслей, — Эти сволочи хлопцу задний проход весь порвали. Кровь я остановил, теперь ему нужно спокойно лежать. Надо бы ему наложить швы… Я бы мог попробовать, но у меня нема ни ниток, ни иголки.

— Да, конечно, Миша, нужно парню спокойствие, и швы, — невнятно пробормотал Николай, думая о необходимости немедленного принятия какого-то решения, которого с нетерпением ждут его товарищи. И вдруг он словно очнулся. Осторожно перешагнув лежащего на матрасе Юрку, он решительно подошел к дверям и стал, что есть силы стучать по ней кулаками.

— Что надо? — Донесся ленивый голос охранника Сайфуллы.

— Открой! Абдулло умирает! — Кричал Николай, непереставая стучать в дверь.

— Ну и пусть подыхает, — равнодушно хохотнул охранник, — можете и вы попользоваться этой шлюхой.

— Открой! Ты, наверное, не знаешь, шакал, что Абдулло любимец самого Абдурахмона! Подумай, что с тобой будет, если Абдулло умрет! — Не унимался Николай, продолжая с яростью барабанить в дверь.

Какое-то мгновение за дверью воцарилась тишина. Сайфулла явно переваривал услышанное. Затем раздался лязг отодвигаемого засова, и в приоткрытую дверь, просунулось недовольное лицо охранника.

Все произошло так неожиданно и молниеносно, что большинство пленных так ничего и не поняли. Они с ужасом наблюдали, как Богданов и Недавибаба помогли Николаю втащить в камеру бездыханное тело охранника, как Николай надел снятую с моджахеда полувоенную куртку, опоясал ее ремнем с запасными дисками к автомату, который уже висел у него на левом плече, и передал Богданову снятый с ремня нож. Повертел часы, снятые с руки моджахеда, посмотрел на циферблат и только потом, коротко бросив: «20 часов сорок минут», сунул их в карман куртки. Из того же кармана вытащил початую пачку сигарет «Кемэл», понюхал, смял в кулаке, и снова сунул в карман. Увидев, с какой жадностью блеснули глаза большинства его товарищей, он усмехнулся, и коротко пояснил, — они заряжены анашой. Если вы сделаете, хотя бы одну затяжку, сразу будете в отключке. А этот, — он пнул в бок лежащего моджахеда, — с ним ничего страшного. Через часик очухается. Миша, — посмотрел он на Недавибабу, — оттащи его в угол, и свяжи ноги и руки. Веревку возьми из его шаровар.

Повисло тягостное молчание. Но не потому, что произошло с охранником, а потому, как Николай поступил с сигаретами. Некоторые из пленных, которые уже давно не видели настоящих сигарет и по возможности собирали окурки, или клянчили «докурить» у моджахедов, бросали на Николая осуждающие взгляды.

— Ну, что притихли, бойцы! Что, ничего не поняли?! — Лицо Николая светилось какой-то страшной веселостью. — Начинаем то, что планировали. Правда, на несколько дней раньше. К этому, они нас сами и подтолкнули. И мы не будем ждать, когда нас всех перетрахают, как и Юрку!

Очнувшись словно от страшного сна, все вскочили и с шумом и гамом обступили Николая. Оставался сидеть на своем матрасе только Азид. Он с такой мольбой и ужасом смотрел на шурави, который так жестоко расправился с охранником, а в глазах его было столько страха, что Николай не выдержал и улыбнулся: «Ты, Азид, останешься с Абдулло, и посмотришь за ним. А этого не бойся, он придет в себе не скоро. Как только управимся, придем и заберем вас».

— Ты что, Николай, он же сразу развяжет охранника и вместе с ним побежит к моджахедам, — толкнул его в бок Богданов.

— Не развяжет и не побежит, — усмехнулся Николай, — ты же видишь, у него уже полные штаны, а если и надумает, то не сможет, камеру мы закроем…

— Давай, Коля, говори, что делать, — нетерпеливо суетился рядом Исломутдин, щека которого дергалась, словно в нервном тике.

— Пойдешь со мной, я тебе скажу, что делать, — с неприязнью ответил Николай. — А если задумал какую-то пакость, пристрелю на месте, как собаку.

— Что ты, Коля, — как ты мог подумать такое, да я…

— Помолчи! — прикрикнул на него Николай, и, посмотрев на Богданова, сказал: «Ты, Витя, на крышу склада. Пойдешь с Колей, повел он глазами на Федорова. Без шума с пулеметчиком справитесь?»

— Обижаешь, Коля, — усмехнулся одним глазом Виктор, осматривая взглядом профессионала нож, — все будет сделано, как надо.

— Хорошо. Плац держи под прицелом. Как только поднимется тревога, сразу стреляй. А так, жди моей команды. Патронов мы тебе подбросим.

— Ты, Миша, — повернулся он к Недавибабе, — беги к тюрьме с афганцами. Выпусти Моммада, а он пусть берет всех, кого посчитает нужным. Остальных закроете. Если оставить открытой тюрьму, все побежат неизвестно куда. А это ненужные никому жертвы. Ну, а вы, кого не назвал, все со мной на склад. И вот, что, ребята, — он обвел каждого горящим взглядом. — Наша цель — немедленная встреча с представителями Красного Креста и сотрудниками Советского и Афганских посольств в Пакистане. Если нет, драться будем до последнего. Мы должны показать всему миру, что делают с нашими пленными, — кивнул он в сторону Фомина. — И о том, как нас, с молчаливого согласия пакистанских властей, хотят всех уничтожить. — Николай посмотрел на вытянувшиеся лица своих товарищей, и подвел тому, что сказал, черту. — Кто не желает, может остаться здесь, вместе с Юркой и Азидом, — затем, выждав какое то мгновение, улыбнулся: «Значит, желающих остаться нет. Тогда вперед», — и решительно шагнул к дверям.