Андрей Ефремов - Блокпост-47д

Ветеран Владислав Зиновьевич Сылларов родился в маленьком провинциальном городке во второй половине уже прошлого века в порядочной семье скромного конторского счетовода. Городишко отличался неимоверным обилием свободно гулявших по тихим и скучным улицам петухов и гусей. Что и дало толчок дальнейшему направлению в жизни мальчика, уже с малолетства имевшего строго урбанистические взгляды на окружающий его мир и усердно желавшему познать все тайны сущего бытия путём детального изучения процесса приготовления наваристого бульона в сарае у своих друзей.

Пытливый Владик с отличием закончил семь классов церковно-приходской школы, по тем временам это было очень даже солидное образование и, по настоянию отца но, как это обычно бывает в жёстко патриархальных семьях, вопреки желаниям беззаветно любящей матушки Фатимы Оганесовны… Впрочем, это совершенно никому неинтересно и ни к чему не относится…

Со временем, имея за плечами богатый жизненный опыт, два высших образования и практику игры на фортепиано, он стал отличным участковым и, будучи в Грозном, под сопровождение разрывов ручных гранат его группа взяла в плен уцелевшего при этом бандита.

Каково же было удивление, в то время лейтенанта, по прибытии в расположение, когда в бородатом чеченце он узнал своего давнего школьного друга.

Ваххабиты до такой степени прополоскали мозги парню, что после милой беседы с Владиславом, прекрасно зная, что Аллах категорически не одобряет самоубийство, на другой день всё-таки повесился.

В данный момент автор совершенно не готов описывать скрипучий ход этой маленькой шестерёнки войны, итак всё что-то в мрачных тонах получается. Но в следующей книге обязательно появится отдельная глава относительно тех светлых событий.

— Нет, я гешительно тгебую ответа, ёпти. Вегно я говогю?

— А то!

— Дык…

— Да-а уж…

— Несомненно.

Но кого-то всё же грызут сомнения:

— Не за понюшку табаку…

Тема животрепещущая. Большинство соглашается, потому как знают — в тёмное время суток действительно никто не поможет. И этого невзрачного факта никто из командиров даже и не скрывает.

Вечерело.

Мрачнело.

— Вот, б-атцы, случай у нас с Глебкой был, ёпти, — Попивая чаёк, предаётся Влад воспоминаниям, — Ус-аться не встать…

Начинаются воспоминания. Там то и там то сотня бандитов всё село за сутки перерезали, а там то и там, используя поселковых заложников в качестве живого щита, весь отряд взяли в плен. Всем становится страшно и по ночам, под жуткий вой шляющихся по полям шакалов и редкие выстрелы, доносящиеся из посёлка, все рассматривают окружающий пейзаж строго сквозь ночные прицелы и приборы ночного видения.

Одно успокаивает, времена, когда банды шли в полный рост в атаку на укреплённые блокпосты, давно минули.

— Обстрелять, конечно, могут, — Прислонившись к входному косяку, подытоживает Глеб, блеснув зелёнью глаз на фоне чёрного проёма, — Так ты не суйся, куда не след.

— Вот именно, ёпти!

Глубоко вздохнув, чтобы побороть волнение и дрожь в голосе, Глеб вновь подсаживается к затаившему дыхание коллективу и опять, в который уже раз, начинает рассказывать о своём погибшем друге, Герасимыче:

— Да что далеко ходить, мои наивные друзья, вон в Гудермесе, тоже ночью… — Мемуары получаются немногословными и оттого впечатляющими. Дополнительную жуть нагоняет и иссеченное гранатными осколками доброе лицо самого рассказчика.

Задору вместе с информацией не поленились подкинуть и проезжавшие мимо местные сотрудники ФСБ, — в подшефном посёлке, на днях, прошло подпольное собрание экстремистов, где было решено устроить на день «икс» и даже в час «ч» некоторые неприятности.

Какие именно неприятности, не уточнялось но в соседнем районе обстановка резко обостряется, ушёл в отставку глава администрации. Бандитами убит начальник милиции, его сын умер под пытками, а тело мальчика за ноги привязали к машине и возили для устрашения населения по посёлку. А по ночам такие же волки режут на кошарах барашков.

Впечатлительный но упитанный омоновец Саша Кукушкин по ночам, основательно пугая Порфирьича, которому снятся какие-то оргии в компании порочных блондинок и в которых он выступает в главной роли, начинает вскакивать с кровати с пессимистическим вопросом «что я здесь делаю?» но, всё-таки, подбодрив самого себя исполненной оптимизма фразой «я ещё жить хочу!», продолжает тревожно спать, как малый ребенок, накрывшись с головой солдатским одеялом. Вполне нормальная реакция для пока ещё нормального человека. Для первой командировки.

А взбудораженного, во всех смыслах, Порфирьича, до смены на пост и Морфей уже не берёт и даже не в состоянии просто вздремнуть.

При свете дня, конечно, все страхи рассеиваются и вся молодёжь Сашу подкалывает, красочно добавляя к ночной бесплатной развлекаловке несуществующие детали. Но добродушный парень, бедолага, абсолютно ничего не помнит, вместе со всеми радуется жизни и нарезает полюбившийся всем спецотрядам салат особый пикантный.

Несколько дней до дня «икс» суточные смены нарядов выходили из служебного автобуса на западном краю посёлка и проходили через всё селение, в уме не укладывается, — целых шестьсот двадцать пять метров! Через два моста, до блока, пешим порядком как на зачистке. Цельных двадцать две минуты!

Во-первых, чтобы не подорвали битком набитый транспорт и, во-вторых, чтобы распустить, благодаря этому непонятному в глазах населения, хождению по посёлку, туманные слухи. Чем ближе подходил кульминационный момент, тем меньше встречалось по пути людей и машин и, в то же время, больше начинали скулить и распускать нюни, уставшие от «хождений по мукам» нерюнгринские пэпсы.

В это же самое время из Якутска в отряд стали поступать тревожные сведения. А именно, — все жители Нерюнгри считают, что треть якутского отряда, в результате кровопролитных и ожесточённых боёв, валяется по госпиталям в позах травмированных акробатов. Треть погибла, а остальные, из тех, кто ещё в состоянии держать в руках оружие, с помощью вовремя подоспевшего подольского ОМОНа, под ураганным огнём, героически держат оборону какого-то, стратегически важного, глухого подвала, от намного превосходящих сил противника.

У матушек возникают внезапные обмороки, отцы до хруста в суставах сжимают кулаки и челюсти, у любовниц затяжные истерики. И жёны не отстают — ищут утешения, и тоже кому-то сутками плачутся.

Посещаемость воскресных богослужений нерюнгринских церквей увеличилась на двадцать два процента, а общины, в количественном отношении, увеличились в среднем на семнадцать. Цифры очень хорошие. Факт, следует признать, весьма отрадный.