Владимир Масян - Замкнутый круг

— Кого на примете имеешь?

— Степаниду Сокольчук.

Сидор долго молчал. Если бы Сокольчук не ходила курьером во Львов и Краков, не знала явок, он давно бы приказал покончить с ней, но сотник рассчитывал пустить женщину по давнему маршруту впереди себя, когда пристанет время. Надеяться на авось в последнем броске было глупо. Степанида надежно прикроет его маршрут, проверит адреса.

Наконец сказал:

— Сокольчук получит необходимый приказ.

— Я бы хотел сам поговорить с ней.

— Излишне, — непреклонно, словно и не было раньше доверительного тона, отрезал сотник и встал. — Иди отдыхай и готовь план захвата поезда. И ни клочка бумаги, все держать в голове!

Боярчук ушел, а Сидор заглянул за занавеску. Там прятался Прыщ.

— Все слышал? — спросил главарь.

— Слухал и дивился. — вылезая из-под шубняка, не без лести отвечал Прыщ. — Великий проповедник в тебе сгинул.

— А может, еще не прошло наше время?

— Верь сам, как другим внушаешь.

— Ладно балакать, — осадил его Сидор. — Пошлешь за Степанидой.

— Не слишком ли ты доверчив к ней?

— Тебе дай волю, ты меня совсем изолируешь.

— Я о нашем общем деле пекусь. И за тебя в ответе…

— Будет! — Сотник устало махнул рукой. — Иди исполняй, что велю.

А минут через сорок, когда и сам Сидор ушел проверять караулы, к нему в схрон спустился человек, осторожно постучал в переборку, отделявшую комнату главаря от кладовой.

— Это ты, Сирко? — послышался шепот.

— Иди скорей, — позвал адъютант Сидора и отворил узенькую дверку.

Из кладовой выбрался Капелюх.

— Узнал? — спросил Сирко.

— Есть золото, — стуча зубами, еле выговорил Капелюх. — Если не проморгаем, будет наше.

И они спешно юркнули в запасной лаз.

Капелюх не просчитался, сделав ставку на алчность Сирко. Намекнув адъютанту, что Сидор с Прыщом прячут золото, награбленное еще при немцах, подбил его на подслушивание всех разговоров в штабе. То, что услышал Капелюх в схроне главаря, стоило опасной игры. Теперь он знал, каким способом хотят избавиться от него. Это намного облегчало план его спасения. Он решил не противиться сотнику и не показывать вида Прыщу, что недоволен его придирками и подозрениями. Самому вызваться в прикрытие, как бы во искупление старой вины. А тем часом припасти надежную бричку с парой добрых коней, которую к назначенному сроку пригонит Сирко. И когда начнется заваруха, незаметно исчезнуть. Благо он знает, где хранится заветный сундучок.

На следующий день пошли обложные дожди. Свинцовое небо придавило, пригнуло к земле мокрый лес и сеяло, сеяло без конца свою холодную капель. Непогода, однако, позволила бандеровцам вылезти из земляных нор. Было уже достаточно тепло, чтобы бояться сырости. Да и в заплесневелых погребах сидеть больше не было сил. Поделали навесы из веток, развели костры. В дождь самолетов не опасались.

Обстановка располагала к праздности. Сначала кое-где звякнули чарки, потом бутылки пошли по рукам. Не известно откуда появились новые припасы самогона, и загуляла в банде лихая пьянка. Несколько человек даже пытались запеть, но были поколочены временно вынужденной оставаться трезвой, а потому злой охраной. Но к вечеру пьяное воинство стало неуправляемым. То и дело у костров возникали драки, брань. Всюду требовали самогона и хлеба. Кричали и звали на разбой. Дело кончилось тем, что перепившийся насмерть кашевар сунул в огонь вместо полена противотанковую гранату. Разметанные по веткам куски человеческих тел и парящая горячая кровь заставили многих впасть в оцепенение. Но других привели в неистовую ярость, граничащую с безумием.

— Как бы не вышло бунта, — докладывали Сидору, все время попойки остававшемуся в схроне. — Кто зовет грабить железку, кто жечь Копытлово, а кто и на город замахивается.

— Вид крови требует новой крови.

— Приказывай, сотник!

— Надо утихомирить их, пообещать набег, — советовал Прыщ. — Не ровен час, без команды кинутся.

— Обещания сейчас не помогут.

— Но и вести пьянющих нельзя, побьют.

— Нужна жертва, — цинично изрек Сидор. — Грехи я отпускаю.

— Охрим, божий человек, — подсказал Прыщ.

— Нельзя, браты! Не в себе он! Иисуса побойтесь! — зароптали некоторые.

— Цыц! — прикрикнул на них Прыщ. — Кто пикнет, сам удавку получит.

Контуженый крестьянин Охрим стирал в банде белье, помогал кашеварить, ухаживать за ранеными. Вследствие контузии разговаривать он не мог и только мычал, как немой, да часто смеялся там, где надо было плакать, а плакал тогда, когда люди смеялись. В банду он забрел случайно, бездомным скитаясь по свету. За ковш похлебки стал помогать людям, кому — неведомо.

— Боевики, измена! — кричал Прыщ на поляне. — Все ко мне!

Позади него бандеровцы держали под руки улыбающегося Охрима.

— Поймали предателя! — неистовствовал Прыщ. — Вот кто наших заложил на мельнице, вот кто предал нас на маслозаводе! Раскололся он под нашими дознаниями!

— У-у, — страшно загудела толпа.

— Пусть все видят, что не наговор это! — размахивал руками Прыщ перед лицом Охрима. — Скажи им, что правду говорю!

Улыбающийся старик закачал головой.

— Смерть! — заревела толпа. — Смерть!

— Погодите, судить будем! — кричал Прыщ, но его уже не слушали, оттеснили в сторону и кинулись на полоумного смеющегося человека.

Дальше страшно было смотреть даже Прыщу. Он отошел подальше от разъяренной стаи и тут встретился глазами с ненавидящим взглядом Жабы.

— За что старика на растерзание отдал? — сжимая кулаки, хрипло спросил Михаил.

— Молчи, сука! — подскочил к нему Прыщ. — Своими руками удавлю.

— Но-но, не замай! — ткнули ему в спину стволом автомата. Позади него стояли Кудлатый, Боярчук и Ходанич. Решительный вид троицы остудил пыл помощника главаря.

— Я выполнил приказ Сидора, — поспешно сказал он и, пятясь, отступил прочь.

Немыслимая смерть Охрима сделала свое дело. Снова пьяный разгул взметнулся над поляной. Но в бой уже никто не рвался. Многие в душе своей плакали над выпавшей долей и заливали горе вонючим зельем. Черная жуткая ночь скрывала их слезы.

Дом Сидоруков указал голопузый и босоногий малец. По зову Ченцова он смело уселся на лопнувший дерматин сиденья. Утирая сопливый нос, грязным пальцем тыкал в сторону подворий и называл писклявым голосом хозяев.

— Только в хате нимае никого, — объяснил хлопец, когда машина остановилась у нужного плетня. — На огороде шукайте.

Огород, а точнее, гектарное приусадебное поле, у Сидоруков прямо за вишневым садом. Цветочные почки на ягодных кустах еще только начинали лопаться, но горьковатый привкус вишневого клея щекотал ноздри, напоминал то о домашнем варенье с кипящей пеночкой в тазу на летней печке, то о терпко-сладком сушняке плодов, рассыпанных заботливыми хозяевами на сухом чердаке клуни.