Артем Драбкин - Я дрался на танке. Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34»

Кресты на могилах были из дубовых досок, на тыльной стороне было выжжено клеймо изготовления, 1939 год, а на лицевой стороне были написаны данные похороненного, вплоть до даты гибели, и прибита личная алюминиевая бирка овальной формы. Каждый крест имел свой порядковый номер, и я видел даже такую цифру: № 55 208, вот сколько немцев здесь полегло, воюя за финнов. И мы, как варвары, обрубали поперечные доски и делали из этих крестов двери в землянку. Рядом с основным кладбищем я увидел несколько незасыпанных ям с убитыми немцами и отдельный саркофаг, видно, из мрамора, говорили, что тут захоронен большой немецкий чин, наверное, генерал.

Мы жили в отдельной офицерской землянке: командиры танков Черногубов, Львов, Зуев, Киселев и я, командиры взводов: Литовский, Уткин, Валинов. Целый месяц мы «загорали», делать было нечего. Потом нас перевели в финские бараки с нарами в два яруса, где мы встретили зиму. Снега намело по пояс. Ночью наблюдали северное сияние. А потом начались теоретические занятия по изучению по плакатам тяжелого танка ИС-2. Зимой нам вручили новое обмундирование, сказали, что это подарок английской королевы офицерам Красной Армии, мне досталась суконная гимнастерка и синие галифе, а сапоги у меня по-прежнему были кирзовые. В феврале 1945 года мы начали тактические занятия в поле, «пеший по танковому», экипажи ходили по сопкам и валунам, и ежедневно в течение нескольких часов мы изучали ИС-2 по плакатам.

Как-то на полевых занятиях мы «находились на исходных» для атаки, и в двадцати метрах от меня стоял экипаж старшего лейтенанта Валинова. К его экипажу подошла группа штабных командиров во главе с комбригом полковником Коноваловым, и комбриг спросил Валинова: «Что будете делать на исходных позициях?» — «Сброшу запасные баки и буду ждать сигнала командира роты на решительную атаку, товарищ полковник». — «А если я тебе скажу, стрельни с исходных из орудия в сторону противника?» — «Я стрелять не буду. Так это не по уставу, товарищ комбриг, выстрел может меня демаскировать перед атакой». И Коновалов, услышав такой ответ, стал орать на старшего лейтенанта, топать ногами и угрожать разжалованием, хотя права такого не имел, звание офицера давал Верховный, а не этот Коновалов. И на каждом собрании офицеров, при каждой возможности полковник Коновалов в присутствии личного состава оплевывал и всячески оскорблял старшего лейтенанта Валинова, мол, «Я ему приказал под шумок артподготовки выстрелить в немцев, а он отказался! Да я его в порошок сотру».

Старший лейтенант Валинов весной 1945 года сложил свою голову на поле брани, а наш Коновалов, которого все мы звали «старый буденновец», наслаждался жизнью в штабе, в то время когда его танкисты горели заживо в своих боевых машинах.

Коновалов всюду возил за собой корову с дояркой, личный финский домик и молодую ППЖ — медсестру, имея при этом семью в Москве.

Но как он унижал Валинова, я не могу забыть по сей день…

В феврале 1945 года нашу бригаду погрузили в эшелон и отправили на запад. Прибыли в Белоруссию, в город Осиповичи, где происходила переформировка 38-й ТБр.

Здесь мы сдавали в учебный ТП свои Т-34, а взамен стали приходить ИС-2. Наша бригада стала называться 38-я гвардейская тяжелая танковая бригада прорыва, Коновалову присвоили звание генерал-майора, и на базе батальонов развернули танковые полки. Мне предложили перейти адъютантом штаба в 109-й ТТП, но я отказался, считая, что предстоит возиться с бумагами, «тыловой холуйской крысой» я становиться не желал и на переформировке попросил оставить меня в должности командира танка или отправить в другую боевую часть, находящуюся на передовой. Тогда командир роты Михайлов меня успокоил и сказал: «Ладно, Матусов, пойдешь в мою роту, иди сдавай свою тридцатьчетверку и попрощайся с экипажем». Я все сделал, и меня повели в ту часть танкового парка, в которой разместились прибывшие из тыла ИС-2 с экипажами. Познакомились: механик-водитель техник-лейтенант Николай Папков, командир орудия старшина Владимир Возовиков, заряжающий старшина Перкалов. На фронте, к моему большому удивлению, раньше никто из них не был и боевого опыта не имел.

Танк ИС-2 весил 46 тонн, имел 122-мм пушку с боекомплектом из 28 снарядов (14 фугасных и 14 бронебойных). Каждый снаряд был длиной 35 сантиметров и весом 25 килограммов, снаряды были раздельного заряжания: гильзы с порохом весом по 10 кг находились на днище танка в кассетах и по 5 зарядных гильз с двух сторон в боевом отделении. На танке 4 пулемета: зенитный ДШК с боекомплектом 250 патронов, курсовой пулемет у механика, третий спаренный с пушкой и четвертый у меня в командирской башне. К пулеметам мы имели 37 дисков, по 63 патрона калибра 7,62 в каждом диске. Экипаж имел личное оружие: 4 автомата, один револьвер и ящик гранат Ф-1 (20 штук). Лобовая броня танка 170 мм, бортовая — 90 мм, на днище — 20 мм. Скорость — 40 км/ч, скорость при езде назад — 27 км/ч. Ручной привод в башне у моторной загородки. Одним словом, не танк, а настоящий шедевр. Единственное, что можно было считать недостатком, стрельбу с ИС-2 нельзя было вести с ходу, а только при короткой остановке. Роты танков ИС-2 состояли из пяти боевых машин, и после переформировки со мной в одной роте оказались старые товарищи: Литовский, Уткин, Черногубов. Командовал нашим 109-м ТТП подполковник Ленков.

В первых числах марта переформированная 38-я бригада была переброшена по железной дороге на Данцигское направление, на 2-й Белорусский фронт. Мы совершили марш к передовой на 30–40 километров, нам вручили топографические карты предстоящего района боев.

Прибыли к передовой, и возле большого польского села наша колонна остановилась на последний привал. Я дал команду экипажу прочистить ДШК. Через десять минут зовут назад к танку. Оказывается, что при чистке пулемета раструбом затвора старшине Перкалову оторвало фалагу на указательном пальце правой руки. Кто виноват, я не стал разбираться, Перкалов и Возовиков, бранясь, показывали один на другого.

Доложил ротному по связи, что у меня ЧП, на что Михайлов ответил: «А что еще можно было ожидать от твоего старшины? Он же всю войну в штабных писарях просидел, и сейчас туда же!.. На окраине села разместился бригадный резерв, иди туда, пусть тебе дадут нового заряжающего». Я дошел по мерзлой грязи до большой хаты, где находился резерв, и его командир, старший лейтенант, сказал, что в резерве 20 человек «безлошадных», все с Т-34, сейчас их построим, забирай к себе кого захочешь. «Резервных» построили, я подошел и сказал, что мне нужен заряжающий на ИС-2 и желающие пусть сделают два шага вперед.

И тут я был поражен, обе шеренги дружно шагнули вперед. Я сказал: «Вольно!», прошел вдоль строя взад-вперед и выбрал к себе в экипаж одного старшину, здоровяка, возрастом лет под тридцать, что в рост, что вширь, и хлопнул его по плечу: «Пойдем». Он представился: «Старшина Богданов Сергей, из Сибири». Пришли с ним к танку, завели мотор, подъехали к нашим артиллерийским позициям и стали ждать дальнейших указаний. Ротный вызывает на связь: «Разверни карту. За нашими пехотными позициями отмечено болото. Разведай, проход в болоте имеется или нет». — «Есть, товарищ капитан». Проехали километра два вперед и остановились прямо возле окопов пехоты. Неподалеку от нас пулеметный расчет, что-то нам орут. Папков заглушил мотор, я открыл в башне «револьверную пробку» и услышал, что мне кричит пулеметчик: «Танкист? Земляк? Стрельни по амбару за насыпью, там немцы сбежались, человек тридцать». Даю команду: «Вперед. Приготовиться к бою!», и Богданов загнал снаряд в орудие. Перед нами каменный мост, ведущий к насыпи, а сама насыпь высотой по башню, за ней идет роща, а дальше, на возвышенности, большой деревянный сарай или амбар. Я крикнул: «Короткая!», и Возовиков сделал два выстрела, сарай загорелся. Едем дальше, дорога шла как бы по диагонали, через лесопосадку, к группе больших зданий из красного кирпича, откуда по нас стали вести орудийный огонь. Мы, стреляя «с короткой» по вспышкам орудий, пошли напролом через рощу. Откуда-то слева появились наши Т-34. От нашего огня над кирпичными домами поднялось зарево. Грунт плохой, и машина стала вязнуть в грязи, я только успел доложить ротному, как наш танк засел в грязь по днище.