Марк Ефетов - Игорь-якорь

Война как бы перевалила через хребет. А известно, что спускаться с горы легче, чем подниматься в гору.

Гитлеровцы бежали. Морская пехота уже ворвалась на ту самую косу за лиманом, где были соляные промыслы, резиденция адмирала Кельтенборна, уничтоженного при бомбёжке. Там мало осталось советских людей, но все, кто остался, вышли навстречу нашим войскам. И в первом ряду встречавших была Галина мама. Она ведь ничего не знала о дочке — думала, что Галочка погибла.

Нет, не погибла Галочка! Она живёт у хороших людей.

Галина мама узнала это от первых наших солдат, которые ворвались на косу. А днём позже Галочка с Игорем отправились на соляную косу.

Их доставили туда на военном корабле, Игорь стоял на палубе, вспоминал, как несколько месяцев назад уплывал с соляной косы на таком же корабле и тогда вокруг рвались снаряды, вздымая столбы воды. В тот день от моряка на военном катере он узнал о подвиге Ивана. «Где он теперь?» — думал Игорь. Ведь в те годы он ещё ничего не знал о судьбе брата и не терял надежды увидеть его.

Последнее письмо пришло от Ивана с Дуная. Он писал тогда о том, как радостно встречают приход советских войск народы-братья, и о том ещё, как соскучился по дому. «Наверно, — писал тогда Иван, — когда приеду, буду неделю без передыха рассказывать, рассказывать, рассказывать. А потом год писать о войне.

Я думал, что война — это что-то совсем другое. А тут всё не так, как представлялось раньше. И всё это моё любование заметочкой в газете с фамилией «Смирнов» под ней теперь кажется смешным, мелочным и даже глупым…

Вчера перед выходом на боевое задание было собрание комсомольской группы. Я всё время вспоминал Игоря. Ребята тут все искренние, естественные, прямые. Смешно сказать — теперь только, здесь, на фронте, я понял Игоря. Вот и сейчас я пишу, рассуждаю, а он, наверно, действует. Когда вернусь, должно быть, меньше буду с ним спорить, ссориться и больше его понимать…»

Вспоминая тогда об этом письме Ивана, Игорь мечтал о том дне, когда свидится с братом. Иван скажет ему: «Ты же герой, Игорёк», а он ответит: «Подумаешь, выстрелил из ракетницы…»

…Мать Галочки ждала на пристани. Как только военный катер привалил к пирсу и мальчик, держа за руку девочку, сошёл на берег, Галочка бросилась к матери.

Мать обнимала дочку, плакала, а Игорь стоял рядом и не знал, что говорить, что делать, куда деть руки.

Потом Галина мама обнимала и целовала Игоря, теперь уже не плача. А потом снова притянула одной рукой Галочку, другой продолжала обнимать Игоря и обоих ребят прижимала к себе.

Игорь понимал, что ему надо уйти, чтобы мама с дочкой могли наговориться, но он боялся обидеть их. Он выбрал мгновение, когда мать Галочки оставила его и, чуть отойдя, смотрела на Галочку, повторяя:

— Ты! Ты! Ты!

Тут Игорь отступил на несколько шагов и скрылся в кустах. А убедившись, что его уход не замечен, побежал…

Вот он, мостик, по которому проезжал адмирал, кювет, в котором прятался Игорь, дом, возле которого он выстрелил из ракетницы.

По дороге вели пленных фашистов. Навстречу шли машины с нашими солдатами. Девушка-регулировщица, лихо взмахивая красным флажком, пропускала тягачи с пушками.

Ещё не стёрли с домов надписи на немецком языке, ещё стояли на перекрёстках немецкие указатели, а уже солдаты в передниках клали кирпичи, восстанавливая разрушенные дома. Гитлеровцы не успели это сделать. Ведь известно, что после операции «Адмирал» они уже не могли опомниться: в этом районе фронта началось наше наступление и гитлеровцам было не до ремонта…

Игорь должен был уехать в город на катере, который уходил вечером. Перед этим он простился с Галей и её мамой. Ему было неловко, оттого что его всё время благодарили и он при этом не знал, куда девать глаза, что говорить, что делать.

На пристани Галочкина мама совала ему в руки пакетики, должно быть с гостинцами, а он разводил руками:

— Некуда класть, рассыплются, не надо.

— Надо? — упрямо твердила Галочка.

А её мама сказала:

— Не рассыплются. Вон сколько верёвок на катере. Можно перевязать.

— Нет? — твёрдо сказал Игорь. — Верёвок здесь нет. Верёвки бывают дома. А на корабле линь да трое…

По трапу он взбежал последним — быстро и ловко, как настоящий моряк. А он и был уже моряком — знал корабль от киля до клотика, мечтал только о штормах, просторах океана и таком ветре, что облизнёшь губы, а на них соль.

Галочка и её мама долго махали ему вслед. Мать Галочки, сложив ладони рупором, кричала:

— Герой, отцу передай привет и спасибо моё огромное! Слышишь?!

— Слышу! — отвечал Игорь, а сам при этом думал: «Герой, герой»… Всё время меня теперь называют героем. Вот знала бы Галина мама моего батьку. Как он жил и воевал…»

Игорь любил отца и во всём — в малом и большом — старался ему подражать, быть таким, как Яков Петрович.

Ведь если Игоря называли «Якорь», то и за его отцом, когда он был мальчиком, укрепилось прозвище: «Яша — взяла наша».

Тревожная, бессонная ночь у родителей ожидающих сына из опасного рейса. Такая ночь была у Наталии Ивановны и Якова Петровича — ночь накануне возвращения в родной город «Черноморска».

Что с того, что в радиотелеграммах Игорь сообщал: «Раны зажили, здоров, всё прошло». Это были слова. А родителям хотелось увидеть сына, обнять его, убедиться, что он действительно вышел победителем из боя с пиратами и остался прежним Игорем — Игорем-якорем. Особенно беспокоилась Наталия Ивановна. Такова уж судьба матери.

Но в этот раз волнения матери были напрасны.

Пришёл «Черноморск», родители привезли сына домой, и, когда кончились все вопросы о тревожном рейсе, Игорь сказал:

— А я ведь не забыл о сундуке на солончаковой косе. Всё время об этом думал. Вот приеду — и на следующий же день туда. Что это за чашечки-ложечки в сундуке? Думал, гадал, вспоминал адмирала Кельтенборна, Галочку, Прокопыча, но так ни до чего додуматься и не смог. Не стал бы адмирал возиться с чайными сервизами…

— Не стал бы, — подтвердил Яков Петрович. — А ты о Прокопыче не подумал?

— О Прокопыче? Он ведь был бедняком, сторожем.

— Сторожем — это верно, а точнее можно сказать, что Прокопыч был верным псом своих хозяев.

— Что ты говоришь, папа?! — воскликнул Игорь.

А Наталия Ивановна сказала:

— Вот видишь, Яша, какой Игорь доверчивый.

— Почему Игорь? — возразил Яков Петрович. — Он-то, Игорь, старика не знал, только слышал по моим рассказам. А я, и Миша Зиньков, и все мои сверстники верили, что Прокопыч, как мы тогда говорили, за нас. Ведь мы всех людей делили тогда на две половины: «за нас» и «не за нас». А его-то твёрдо считали нашим. И не сомневались в этом ни капельки.

— А оказалось? — спросил Игорь.