Григорий Кириллов - Подводный разведчик

Я решил спуститься с мостика и зажать наметку покрепче. Но только взялся за поручень, чтобы сойти на палубу, дверь, громыхнув, открылась, и немец, вырвавшись из каюты, заметался по палубе от борта к борту, размахивая кулаками как сумасшедший.

Гляжу я на него и думаю: «Меня ищет. Ох, и злой же он сейчас как черт».

Я выбрал местечко поудобнее, чтобы встретить его как следует, если он на мостик кинется, и вижу: от носа второй идет.

Заметив его, первый метнулся к каюте, встал за дверь и ждет. «Ишь, думаю, гадюка, все исподтишка норовит».

Думать думаю, а все же мне интересно, как это он вместо меня да своего же немца дубасить начнет.

Как только второй прошел в каюту, первый, крадучись, вылезает из-за двери, настигает его и со всего размаху вгоняет ему в спину нож. Тот перегнулся и замертво повалился на палубу.

«Вот это, думаю, так!» Признаться, я и сам такого не ожидал. Стою, молчу. «Что же, думаю, он дальше будет делать?» А он тем же ножом распорол ему комбинезон, сорвал шлем и, точно ударенный по голове, отшатнулся и застыл. Из правой руки выпал нож и, блеснув лезвием, лег на палубу. Долго стоял он над трупом что каменный. Потом, вижу, нагибается и начинает отвязывать от убитого сигнальный конец. Отвязал, дернул три раза и стал подниматься наверх. Я проводил его глазами, помахал на прощанье рукой. До свиданья, мол, спасибо за подмогу.

«Ну, думаю, теперь надо тикать, а то как бы худа не было. Немцы могут догадаться, что на пароходе советский подводный разведчик, и разбомбят меня вместе с пароходом».

Я посмотрел кругом. От лебедки шел кверху туго натянутый пеньковый конец, на котором, по всей вероятности, стоял катер или баркас.

Не теряя времени, я перерезал этот конец, спустился на грунт и пошел своей дорогой.

Скоро ил кончился, грунт стал тверже и светлее, начали попадаться камни. Все говорило о том, что берег близко.

Когда до поверхности осталось метров пять, я припал к большому мохнатому камню и стал обдумывать, как мне поспособнее из воды высунуться, чтобы все можно было разглядеть и чтобы немцы не могли меня заметить.

Недалеко от меня шла в берег большая гряда камней. Я подался туда. Зная, что у берега верхушки камней выходят из воды, я решил воспользоваться этим.

Пробираясь между камнями, я вполз в самый берег, высунулся из-за большого горбатого камня и гляжу: на отлогий берег спокойно набегают сизые волны, шумно рассыпаются и, шурша галькой, снова сползают в море. Почти к самой воде подступает скалистая гора. На верху горы торчат черные рыла орудий. В стороне, на отлогом бугре, фашисты закапывают в землю мины.

Запомнив все, что надо, я выбрался из камней и по своим следам и приметам пошел обратно.

На лодку вернулся засветло. Командир лодки выслушал мой рассказ, усмехнулся и говорит:

— Ну что ж, за храбрость — бачок компоту, остальное от капитана второго ранга получишь.

Пообедал я и так уснул, что не слышал, как и в базу пришли.

— А капитан второго ранга не поднес? — весело поинтересовался кто-то из матросов.

— Поднес вот эту, серебряную, — ответил Ползунов, указывая на грудь, где поблескивала медаль «За отвагу».

Это было на Черном море. Я спустился на затонувший пароход, чтобы осмотреть пробоину. Стою у носовой лебедки и зачарованными глазами смотрю на окружающий меня подводный мир. Кругом все как в сказке. Обросшая зеленью мачта кажется живым растением. За мачтой возвышается мостик, как большой дом, в окнах которого то появляются, то скрываются серебристые рыбы. Косые лучи солнца пронизывают воду, и колыхающиеся у бортов водоросли переливаются золотыми и зелеными огоньками. Долго любовался я этой картиной подводного царства и только тронулся разыскивать пробоину, как слева, из-за мостика, выплыл огромный морской кот [1] Жители Причерноморья и черноморские моряки называют морским котом длиннохвостого ската. .

Приходилось ли вам видеть морского кота? Он похож на большую горбатую сковороду. Спина у него черная, а пузо белое и длинный, упругий, покрытый острыми шипами хвост. Плавает кот плашмя, помахивая плавниками, как крыльями. Я много раз встречался с морским котом. Обыкновенно при встречах кот уходит в сторону, но в этот раз уйти не захотел. Словно черный коршун, лениво помахивая крыльями плавников, медленно поплыл он над бортом парохода, то изгибая, то вытягивая свой вороненый полутораметровый хвост. Какое-то беспокойство зашевелилось во мне. Не то чтобы я испугался, но чувствую, будто ток по телу пошел. Я напружинился и стою, с кота глаз не спускаю. Проплыл он так немного стороной и замер. Не знаю, меня ли заметил или еще кого, но стоит — не шелохнется, только самый конец хвоста нервно дергается в разные стороны. «Не зря, думаю, назвали его котом, у него и повадки кошачьи».

Постоял он так с минуту, потом поворачивается и плывет прямо на меня. «Что он, думаю, хочет делать?» И, признаюсь, по спине, словно капнувшая за воротник вода, медленно к пояснице пополз страх. «Не уйти ли, думаю, от греха, а то, чего доброго, накинется еще». Я уже взялся за сигнальный конец, чтобы дать сигнал, да вспомнил случай, бывший с одним водолазом, и остановился. На того водолаза однажды вот так же напустился морской кот. Водолаз решил уйти от кота, дал сигнал и стал подниматься наверх. А кот, решив, что водолаз удирает, кинулся вдогонку. Оторвавшись от грунта, водолаз стал беспомощным, как вынутая из воды рыба, и кот, играючи, изрезал ему хвостом ноги до самых костей.

«Нет, думаю, уходить нельзя. Кот примет это за трусость и непременно набросится на меня.

Надо выбрать удобный момент и самому атаковать его».

Я встал поплотнее, вынул из чехла нож, приготовился и жду. А кот не плывет, а подкрадывается ко мне, как хищник: взмахнет плавниками и застынет, словно не живой, постоит, подумает, потом снова взмахнет и опять остановится, должно быть, ждет, что я делать буду. А я не шевелюсь, только рукоятку ножа сжимаю до боли в пальцах.

Так раз за разом все ближе да ближе. И до того он в моих глазах разросся, что весь пароход загородил. Ничего не вижу, один кот перед глазами. «Ну подходи же ты, думаю, скорее, какого дьявола измором берешь?» А он, как нарочно, взмахнет раз плавниками и опять ждет…

Придвинулся он так ко мне на вытянутую руку, остановился и разглядывает меня своими прищуренными кошачьими глазами. И до того эти глаза у него пронзительные, так в душу и лезут. Но я креплюсь и тоже рассматриваю, что за гость ко мне подошел. Вижу — зверюга матерый. Возле глаз седина пробилась, а хребет взбугрился, как у старого голодного волка. Черная кожа на нем не гладкая, а вся в мелких пупырышках и, должно быть, от времени наростами покрылась. На левой скуле еще не зажил косой рваный шрам. «Видно, думаю, жизнь он ведет разбойную».