Генрих Гофман - Герои Таганрога

Максим Плотников, как ответственный по сбору оружия, получил указание распределить винтовки, автоматы и боеприпасы и выдать их поровну представителям каждого отряда. Казалось, все устраивалось как нельзя лучше. Подпольщики Таганрога готовились к решительным боям с гитлеровскими захватчиками. Руководители городского центра ожидали возвращения своих посланцев с той стороны.

Морозов еще спал, когда в землянку заглянула мать.

— Николай! К тебе Андрей Афонов пришел.

— Сейчас. — Морозов поднялся с топчана, натянул рубашку, брюки, зашнуровал ботинки и стал выбираться из своего убежища.

Возле дома на крыльце стоял связной штаба Андрей Афонов.

— Идемте быстрее. Василий вызывает, — сказал он, не успев еще отдышаться после быстрого бега.

— Что-нибудь случилось? — насторожился Николай.

— Не знаю. Кажись, кто-то с той стороны пришел, — ответил Андрей, опуская глаза. — Я к нему по делу зашел, а он как шуганет. «Живей, — говорит, — за Морозовым. Чтоб одна нога здесь — другая там». Вот я и примчался.

— Откуда же ты узнал, что с той стороны пришли?

— Так у Василия Николай Каменский сидит, — выпалил Андрей.

— Мама! Я ухожу! — крикнул Николай в раскрытую настежь дверь.

— Постой! Съешь хоть бурак. Опять целый день голодный пробегаешь, — Мария Бенедиктовна выбежала на крыльцо, но сын уже исчез за калиткой.

Морозов торопился. Радостное возбуждение не покидало его. «Наконец-то! Значит, связь с Красной Армией восстановлена. Теперь хоть не будем работать вслепую. Можно рассчитывать на помощь с той стороны».

В комнате Василия Николай увидел сидевшего рядом с хозяином свежевыбритого человека. Волосы его были аккуратно зачесаны назад, из-под пиджака виднелась белая отутюженная рубашка, но лицо выглядело усталым.

— Знакомься, Морозов. Это и есть Николай Каменский, — сказал Василий каким-то неестественно хриплым голосом и мрачно кивнул на продолжавшего сидеть человека.

Пожимая холодную руку Каменского, Морозов никак не мог поймать его взгляда. Карие глаза его бегали по сторонам.

— Что ж, Каменский, может, я чего и не понял, расскажи-ка еще раз, все с самого начала. Пусть твой тезка теперь послушает. Садись, Николай, — предложил Василий, пододвигая Морозову стул.

— Чего же рассказывать? Не верят нам на той стороне, вот и весь сказ.

— Нет, нет! Давай уж по порядку, — в голосе Василия послышались повелительные нотки.

По-прежнему избегая взглядов Морозова, Каменский начал рассказывать:

— Отплыли мы от берега вместе с Пономаренко. Подальше в море подались. Немцы с обрыва прожектором воду щупали. От луча мы под пояса подныривали. Проскользнет свет над головой, мы опять на поверхность. Далеко уже ушли, когда я вынырнул, а Пономаренко нет. Пояс его пробковый возле меня болтается, а самого не видать. Позвал — не откликается. Может, захлебнулся, может, судорогой свело. Страшно стало одному. Я хотел было назад вертаться. Да совестно стало, что задание не выполнил. Поплыл дальше. Вода теплая, что молоко парное, я и плыву, звезды считаю. Так всю ночь и барахтался. Погребу руками, передохну малость и снова гребу. К рассвету до середины залива добрался. Гляжу, до этого и до того берега одинаково рукой подать, только попробуй дотянись. И от холода уже зуб на зуб не попадает. — Каменский облизнул пересохшие губы, посмотрел на Афонова и попросил: — Дай-ка водички попить.

Василий встал, вышел в коридор, вернулся со стаканом воды. Каменский выпил ее торопливо большими глотками и продолжал:

— Днем у самого берега меня матросы с катера заметили. Подплыли, выволокли из воды. Кто такой? Откуда? Я им все рассказал, попросил в штаб к начальству доставить. Они меня перво-наперво покормили, бельишко помогли выжать и подсушить. На берег доставили, только не в штаб я попал, а в особый отдел. Тут-то и начались мои муки. Хоть кол на голове теши. Я им о нашем подполье рассказываю, а они знай одно твердят: шпион, вражеский лазутчик, рассказывай, кем послан, с какими целями.

Три дня допытывались. Я им одно, они мне другое. Отвезли в трибунал. А там быстро. Пятнадцать минут — и приговорили к расстрелу. Два дня в ростовской тюрьме продержали. Ночью перевезли в какой-то товарный вагон на железной дороге. Там еще человек сорок арестованных. На мое счастье, немцы бомбить эшелоны стали. Наш вагон набок свалился. Выбрался я из-под обломков, убежал в ночь. Пошел на северо-запад. Возле Матвеева Кургана через фронт перебрался. Больше недели до Таганрога топал. Только к рассвету домой пришел. Побрился, переоделся — и сюда. Вот он, весь я перед вами. Хотите — верьте, хотите — нет.

После минутного молчания Каменский взял с подоконника стакан и протянул Василию:

— Принеси еще водички. В горле все пересохло.

И опять он звучно пил большими глотками. И Морозов и Афонов пристально смотрели на него, пытаясь понять то, что услышали. Вдруг пустой стакан выскользнул из руки Каменского и, упав на пол, не разбившись, покатился в сторону.

— Ладно, иди домой, отдыхай, — буркнул Василий, поднимая стакан.

Каменский тяжело встал с табуретки. Когда он вышел, Василий спросил:

— Ну, что скажешь?

— Не верю. Тысячу раз пусть рассказывает эту байку, все равно не верю. Давай размышлять здраво. Допустим, его действительно приняли за предателя, но ведь он отрицал это. Неужели только по подозрению его приговорили к расстрелу?

— Ну, а если все же приговорили? Если не разобрались и все-таки решили расстрелять? Что тогда? — Василий не спускал глаз с Морозова.

— Тогда? — переспросил тот. — Зачем тогда отправлять куда-то да еще по железной дороге? Ведь идет война. Расстреляли бы прямо в Ростове.

— Правильно, Николай! Правильно мыслишь. И я о том же подумал. И Пономаренко этот из головы не выходит. Как с пробковым поясом утонуть можно? Мне тут недавно рассказывали, что к нашему берегу советского летчика прибило. Немцы его вытащили. Ни одной раны на теле, а мертвый. Видно, от разрыва сердца погиб или от жажды. Говорят, его на поясе больше месяца в море болтало. От самой Керчи сюда принесло. А Пономаренко почему утонул? Не мог он, по-моему, пояс бросить.

— Да. Это еще одна загадка, — согласился Николай и, немного помолчав, добавил: — Василий, а ты не допускаешь, что их немцы могли поймать? Одного убили, второго завербовали.

— И такой вариант возможен.

Василий встал, озабоченно прошелся по комнате.

— На всякий случай надо принять меры предосторожности, — посоветовал Морозов. — Кого он знает из нашей организации?

— Для явочной квартиры я им давал адрес Пономаренко на Ново-Тюремной, двадцать восемь и дом тестя Каменского по Донскому переулку. А из людей, кроме меня и Кости Афонова, он знает Юрия Каменского, мою сестру Таисию и Максима Плотникова. Больше, пожалуй, никого. Но я просил их передать на ту сторону, что в организации у нас около ста человек народу.