Леонид Острецов - Кому бесславие, кому бессмертие

— Необязательно, — ответил Антон. — Изменение курса необязательно может означать признание поражения и прекращение всей деятельности. Изменение курса может лишь означать переориентацию Движения на других союзников.

— На англо-американцев?

— Именно.

— Это я уже слышал, — отмахнулся Власов.

— И тем не менее, — сказал Антон. — Вы, безусловно, обсуждали эту идею, но, может быть, вы не затронули все возможные доводы по этому поводу? Мне же представляется очевидным тот факт, что по окончании войны Сталин, Рузвельт и Черчилль примутся делить сферы влияния в освобожденной от Гитлера Европе, а за этим неизбежно с новой силой вспыхнут противоречия между Советским Союзом и остальным миром. И снова начнется противостояние, в котором врагам Сталина обязательно понадобимся мы — миллионы русских в иммиграции, которые только и будут ждать момента, чтобы объединиться для своей борьбы. И если мы сейчас не при помощи немцев, а при помощью американцев и англичан сможем сохранить Русское Освободительное Движение как действующую организацию, то уже в скором времени ее может ожидать реальное возрождение и вторая жизнь, которая даст нам надежду на победу.

— Мир не захочет новой войны, — сказал Власов.

— Но мир не хотел и этой войны, — осторожно заметил Антон, — однако его никто не спросил. Кстати, в проведении переговоров с англо-американца-ми тоже медлить не стоит, пока еще нет четких договоренностей между союзниками. Но когда они их достигнут — англо-американцы будут скованы обязательствами и обещаниями и тогда вряд ли станут помогать нам. Но пока у нас есть еще время, чтобы отладить каналы и нащупать необходимые связи для диалога.

— Все складно, — произнес Власов и выпил водку в стакане, который все это время держал в руке. — Складно, только… — он закусил хлебом и продолжил: — только я не пойду на это, во всяком случае, сейчас, покуда еще остаются хоть какие-либо шансы на формирование РОА.

— Вы имеете в виду помощь СС?

— Да.

— Но вам не кажется, что СС может лишь использовать нас в своих, так сказать, тактических целях, но оно никогда не пойдет на то, чтобы доверить нам свободу действий в борьбе против большевизма. Ведь именно СС является выразителем националистических идей Гитлера, так же как и воплотителем их в системе концлагерей и газовых камер. В таком случае, мне думается, что если выбор стоит между СС и вермахтом, то его следует оставить в пользу германского офицерского состава, который все же является носителем прежних цивилизованных традиций и имеет мало общего с национал-социализмом.

— Оставаться толочь воду в ступе с офицерским составом, который оказался абсолютно беспомощным? Ты сам только что говорил о времени, утекающем в песок! Сколько можно ждать? До конца войны, когда фюрер и Гиммлер со своим СС одумаются и дадут нам в руки оружие? Так это опять же будет СС. Так пусть лучше это произойдет сейчас, чем в конце войны. Кроме того, я не могу обмануть надежды тысяч русских людей, которые уже поверили в меня и давно ждут только одного моего слова, чтобы встать под Андреевский флаг.

С этими словами он взял со стола стопку конвертов и потряс ею в воздухе. Антон знал, что это были письма со всей Европы от немцев и русских, «остовцев» и белогвардейских иммигрантов, адресованные генералу Власову в поддержку его Движения.

— В России меня считают предателем, и, как ни горько, но я должен примириться с этой участью. Удивительно страшно устроена жизнь: одно предательство порождает другое. Генерал Мерецков предал меня и всю мою армию. А я, получается, предал родину. Но когда-то нужно прервать цепь предательств. Остановиться сейчас, на полпути, было бы по отношению к тем, кто стоит за мной, самым настоящим предательством, так же как по отношению к тем тысячам дабендорфских курсантов и пропагандистов РОА и бойцам национальных подразделений, которые уже взялись за оружие и у которых уже нет пути назад…

Генерал вдруг опустил голову и закрыл лицо рукой. Он был в отчаянии, и он был пьян. Антон помог ему подняться со стула и проводил в спальню на второй этаж.

Не раздеваясь, Власов лег на кровать и тихо проговорил:

— Ты знаешь, Горин, я часто думаю, что Джордж Вашингтон и Вениамин Франклин в глазах Британского королевства были предателями. Но они вышли победителями в борьбе за свободу. И американцы, и весь мир чествуют их как героев. А я проиграл, и меня будут звать предателем, пока в России свобода не восторжествует над советским патриотизмом…

Он замолчал, укрылся пледом и, отвернувшись к стене, уснул.

Вернувшись к себе, Антон отметил, что, выполняя поручение Эльзы и Шторера, он сам верил в то, что говорил. Он был искренен в своих мыслях, так же как был искренен в своих суждениях Андрей Андреевич Власов.

На следующий день Антон позвонил Эльзе и сразу же услышал ее твердый голос:

— Оберштурмбаннфюрер Вайкслер.

— Добрый день, госпожа Вайкслер, — сказал Антон. — Это я, Отто. Я сейчас в Берлине и…

— А, здравствуйте, господин Берг, — перебила она его. — Что вы привезли на этот раз? Французскую косметику или продукты?

— Я?..

— Ладно, давайте встретимся сегодня перед входом в ресторанчик «Бавария». Это на Фридрихштрассе. В пятнадцать тридцать, вас устроит? — быстро спросила она.

— Как вам будет угодно, — ответил Антон, но Эльза уже положила трубку.

Они встретились на улице в назначенное время. Антон не сразу обратил внимание на миловидную модно одетую девушку, вышедшую из подземки, в толпе других людей. Антон не узнал ее и сразу же сказал ей об этом.

— Долго жить буду? — с улыбкой спросила она. — Кажется, так говорят русские?

Они сели в такси, которое привезло их куда-то на окраину города, где начинался стройный сосновый лес, дурманящий голову стойким хвойным ароматом.

— Здесь тихо, и мы спокойно сможем поговорить, — сказала Эльза, выйдя из машины.

Она взяла Антона под руку, и они побрели вперед по мокрой лесной тропинке.

— Рассказывай, — приказным тоном произнесла Эльза, и Антон во всех подробностях передал ей свой разговор с Власовым.

— Я сделал все, что мог, — оправдываясь, заключил он.

— Я поняла, — сказала она. — Этого следовало ожидать. Видимо, нужно знать русских. Это не те люди, которые ради логики могут поступиться своими принципами.

— Русские могут изменить государству или правительству, но не своим целям и идеалам.

— А ты сам согласен с Власовым?

— С точки зрения здравого смысла — нет, но с позиций наших идеалов… я, как и многие другие, останусь с ним до конца.

— Что ж, это ваш выбор. Только мне кажется, что вы еще не очень хорошо представляете, чем для вас все это может закончиться.

— Для многих это может закончиться смертью…