Леонид Острецов - Кому бесславие, кому бессмертие

Антон несколько минут стоял под дождем, провожая взглядом отъезжающий автомобиль. Возвращаясь обратно на виллу, он думал, что события после; них двух дней являются явными предвестниками скорого всеобщего краха.

Лишь только он зашел в дом, как за окнами послышался звук отдаленной сирены, за которым почти незамедлительно последовал рев самолетных моторов. Кроме дежурных, на вилле все еще спали, и когда вокруг раздались взрывы, в холле создалось небольшое столпотворение из выбегающих полуодетых офицеров.

Поджидая, пока выйдет Власов, Антон пропустил всех на улицу, где за домом в саду было вырыто и оборудовано небольшое бомбоубежище. Генерал вышел в числе последних и, потирая глаза под очками и не обращая внимания на череду разрывов в конце улицы, побрел в сад. Вдруг совсем рядом, на территории соседнего дома, неожиданно раздался оглушительный взрыв, и в их сторону полетели комья земли и щепки от деревянного забора, в котором образовалась огромная дыра. Вскоре в ней показались соседи — семья из двух женщин, двух детей и хромого старика. Они в ужасе вбежали на территорию виллы, и Власов тут же замахал им руками, указывая в сторону бомбоубежища.

— Некуда, господин генерал, — напомнил ему находящийся рядом охранник.

— Потеснимся, — отрубил Власов и снова задержался, пропуская вперед испуганных людей.

— Данке, данке… — причитали они, спускаясь под землю по узкой кирпичной лестнице.

Внизу, у самого входа в убежище, толпились люди. Места больше не было.

— И ты иди! — приказал генерал Антону, с силой сталкивая его вниз.

— А как же вы?! — крикнул он, оступившись на мокрых ступеньках, чуть не падая вниз по лестнице.

— А… здесь побуду. Воздухом подышу, — отмахнулся Власов и, сложив руки за спину, скрылся с его глаз в проеме серого утреннего неба.

Подготовка к формированию Русской Освободительной Армии шла полным ходом. Помимо многочисленных организационных дел Власов вынужден был постоянно отрываться на всевозможные мероприятия и встречи с разными влиятельными людьми, желающими видеть его и как-то помочь.

Он принимал выпуски курсантов в школе пропагандистов в Дабендорфе и в разведшколе КОНРа в Мариенбаде, встречался с бывшими белогвардейскими генералами Красновым и Лампе, о которых Антон много слышал на родине как о «врагах народа». Это были уже пожилые, сдержанные в эмоциях интеллигентные люди, которые произвели на него самое благоприятное впечатление.

В декабре на Кибитц Вег приехал митрополит Анастасий — председатель Архиерейского Синода. У виллы его встретил почетный караул, а внутри выстроились в две шеренги все офицеры штаба.

— Благослови, владыка, — поклонившись, произнес Власов, и у многих на глазах выступили слезы.

Митрополит сообщил Власову, что Архиерейский Синод решил поддержать его движение. Уезжая, он сказал, что за это короткое время пребывания в обществе русских офицеров почувствовал себя находящимся в той старой России, которая всегда живет в его памяти.

А сопровождающий его митрополит Серафим сказал офицерам:

— Берегите РОА. Это последняя настоящая русская Армия! Да поможет вам Бог!

Формирование первой дивизии РОА проходило на юге Германии, в городке Мюзинген. Тут-то и начались те трудности, которых так опасались Власов и его офицеры. Чтобы получить все необходимое, ему приходилось преодолевать невероятное количество бюрократических препонов. Все, что делали немцы, являлось лишь видимостью помощи Движению.

Положение было спасено лишь с назначением командиром дивизии одного из самых деятельных офицеров — генерала Сергея Кузьмича Буняченко. После ареста НКВД в сорок втором году он, опасаясь за свою жизнь, сам перешел на сторону немцев, у которых долгое время служил офицером во Франции, а затем перешел в КОНР.

Власов договаривался, а Буняченко делал. Немецкий координатор полковник Герре был сам не рад, что столкнулся с этим настойчивым до занудства, твердым и решительным человеком. Сергей Кузьмич пил водку сам и регулярно подливал ее уставшему немецкому полковнику, монотонно вдалбливая ему в голову, что дивизия не может воевать без оружия, обмундирования и продовольствия. И полковнику Герре было легче напрячься и добиться того, что требовал Буняченко, чем продолжать выслушивать его бесконечные настойчивые требования.

Наконец-то шестнадцатого февраля тысяча девятьсот сорок пятого года Власов принимал парад уже сформированной Первой дивизии РОА. В этот день каждый из десяти тысяч добровольцев принес присягу «честно сражаться до последней капли крови под командованием генерала Власова на благо моего народа против большевизма».

Антон был с Власовым на этом параде и своими глазами видел плоды работы генерала Буняченко: дивизия была укомплектована даже лучше, чем многие немецкие воинские части. Кроме того, что большинство личного состава было вооружено автоматами, в дивизии было сто артиллерийских орудий и двенадцать танков «Т-34».

Мокрый снег падал хлопьями, и в этом белом бисере, ощетинившись штыками, маршировали солдаты РОА. Их стройные ряды растворялись в серой пелене полигона, и казалось, что они полностью занимают бесконечное заснеженное пространство. Антону представилось, что он находится не в Германии, а на том параде в Москве, когда в сорок первом с Красной площади уходили на фронт советские солдаты. Лица солдат были точно такими же — одухотворенными и уверенными, как будто шли они воевать не со своими братьями, а с несущими неотвратимую угрозу чужеземцами.

Но уже с формированием второй дивизии дело затянулось и вскоре встало совсем. Все усилия Власова в переговорах с немцами ни к чему не приводили.

В конце февраля Власов и Жиленков добились встречи с Геббельсом, но встреча эта привела лишь к тому, что тот пообещал оказать материальную помощь для усиления пропагандистской работы. Кроме этого, главный пропагандист рейха говорил, что скоро Германия применит новый вид оружия, который сыграет решающую роль в победе над Красной Армией.

Слушая пустые речи восторженного карлика, Власов не выдержал и произнес:

— Мне непонятно, почему Гитлер отклоняет главнейшего единственного союзника, который помог бы ему победить Сталина… Вы не понимаете, что коммунистическая Россия выступает в защиту не русских, а интернациональных, охватывающих весь мир, интересов коммунистической чумы. Вот где надо ощутить общую опасность! Могут немцы это понять? — почти выкрикнул он.

— Лично я с самого начала выступал за Русское Освободительное Движение, — спокойно сказал Геббельс. — Тем более что его всегда можно и прикрыть, если члены КОНРа надумают повернуть против Германии.