Афанасий Кузнецов - Тайна римского саркофага

Неизвестно, сколько простоял он. Может быть, час, а может быть, два. Бледная, выкованная из мутного серебра луна повисла над ним грустно и одиноко...

Изредка на полную луну набегали прозрачные облака. Кубышкин споткнулся о поваленное дерево, тихо выругался и тяжело вздохнул. Над лесом лениво играл ветер, сдувая с качающихся вершин комья снега.

В полночь совсем окоченевший Алексей выполз на опушку леса и увидел в долине небольшую деревню. Вблизи протекала мелководная речка, на дне которой блестели гладко отполированные крупные валуны. Над извилистыми берегами поднимался плотный туман. Облака закрывали луну. Стало еще темнее.

«Скорее к теплу, иначе — смерть».

Не раздумывая, Алексей побежал к крайнему дому. Он стоял на отшибе, около болота.

Постучал в окно. Открылась дверь, и на пороге выросли... два немецких солдата.

— Русс партизан? — воскликнули они одновременно.

Алексей не ответил. Он растирал окоченевшие ноги.

— Партизан, партизан!

Из-за стола поднялся седой оберфельдфебель среднего роста, широкоплечий и с правильными чертами лица.

— Ти бежаль?

— Нет, — Кубышкин мотнул головой. — Отстал я. Рубили дрова в лесу, я пошел в деревню попросить хлеба. А машина уехала.

— Хлеб? Вот. — Оберфельдфебель подошел к столу, взял кусок хлеба и протянул Кубышкину.

Пока Алексей жадно ел, немцы начали между собой спор. Маленький рыжеволосый солдат с холодными мутными глазами все хватался за автомат. Второй — высокий — что-то горячо доказывал рыжеволосому и отводил дуло автомата. Наконец, видимо, что-то решили — связали Алексею руки и ноги и затолкнули его под широкую лавку.

Спал Алексей тревожно, метался, вскрикивал, просыпался. Всю ночь одолевали сны. То он сидит в тюрьме и видит из окна, как немцы строят виселицу, то он бежит по лесу, а за ним гонятся овчарки. И, чувствуя, что одна из овчарок вот-вот его схватит, Кубышкин проснулся. Голова разламывалась, тело горело, будто опаленное огнем. Он еле поднялся. Силы ни в руках, ни в ногах не было.

Утро стояло морозное, ясное, С востока заалел краешек солнечного диска. Он сначала позолотил облака в вышине, потом озарил деревню. Серое небо постепенно становилось синим.

В деревню пришли два грузовика с военнопленными, приехавшими за дровами. Алексея как раз выводили из дома. Старший охранник, выходя из кабины, узнал Алексея. Он о чем-то поговорил с немцами. Потом показал Алексею на машину:

— Шнель!

Алексеи залез в кузов и приготовился к самому худшему. Всю дорогу до лагеря думал о том, почему так терпимо обошелся с ним старший охранник. Догадывался, что это не просто случай, удача, здесь нечто большее... Но что?..

В лагерь Алексея привезли совершенно больного. Он с трудом влез на верхние нары и обессиленно повалился на соломенную подстилку.

Дни шли, а Кубышкину становилось все хуже. Заглядывал в барак лекарь.

— Рус! — кричал он. — Вонючая свинья! Встать! — Давал какие-то таблетки, но они не помогали.

Алексей уже не мог подниматься с нар. Подстилка гнила под ним, лицо ссохлось, обросло щетиной, глаза совсем ввалились.

И опять случилось нечто, взволновавшее Алексея и поначалу заставившее насторожиться.

Однажды, когда пленных угнали на работу, в барак пришел водопроводчик, немецкий солдат. Голубоглазый блондин с коротко подстриженными усиками. Брови тонкие, прямые. На вид — безобидный и веселый, даже подмигнул Алексею и негромко засмеялся. Нары кругом были пусты.

— Где тут труба протекает? — спросил солдат.

— Не знаю, — Алексей с трудом повернул голову, попросил пить.

Солдат принес воды, подождал, когда Алексей напьется. Затем сказал спокойным, участливым тоном:

— Русский? Я тебя раньше не видел. Где поймали?

— Тут, близко. — Алексей отвечал с трудом.

— Давно болеешь?

Алексей лишь прикрыл глаза ресницами.

— Меня зовут Език Вагнер. Я поляк, запомни, — сказал солдат.

«Поляк? — подумал Алексей. — Ну и что?»

— Ленин. Рот фронт, геноссе! — вдруг сказал Вагнер и, сняв с головы каску, плюнул на имперского орла.

Алексей опешил. Провокация? Стараясь лучше понять этого странного человека в ненавистной фашистской форме, он внимательно смотрел ему в глаза. А поляк не отводил их в сторону. Он говорил тихо и проникновенно:

— Слушай, друже, иди ко мне в бригаду. Будем ремонтировать паровое отопление, водопровод, канализацию. У меня тебе станет лучше.

Алексей молчал.

— Я знаю, ты мне не веришь, — вздохнул Език, взгляд его затуманился. — Такое теперь время, люди не верят друг другу.

Неожиданно он поднял руку над головой, плотно сжав пальцы.

Алексей вспомнил давние слова своей пионервожатой: поднятая рука с плотно сжатыми пальцами показывает, что человек одинаково любит трудящихся всех пяти частей света.

«И все-таки, — подумал он, — надо к поляку присмотреться». Он знал, что за последние дни гестапо перебросило в лагерь под видом военнопленных группу провокаторов из числа бывших кулаков, белоэмигрантов и уголовников. Поэтому и с Езиком... Кто его знает, кто он...

Вагнер ушел. Каждый день он украдкой приходил в барак, приносил лекарства, еду. И Алексей поверил: да, это друг.

Скоро Кубышкин вышел на работу. Однако какая уж тут работа! В душе снова зрело жгучее желание бежать из плена, но не так, как в прошлый раз, очертя голову, Все надо сделать умнее.

Език словно подслушал его мысли.

— Бежать хочешь? — как-то спросил он.

Алексей отвел глаза в сторону.

— Ну, что ж, беги. Но это не так просто. Нужно хорошо подготовиться. Иначе тебя схватят и расстреляют где-нибудь в снегах. А меня — тут.

— А тебя за что? — удивился Алексей.

— А кто тебя вылечил? Кто тебя определил на новую работу? Они знают, что я помогаю тебе. Начальник лагеря уже грозился засадить меня вместе с вами.

«Да, — думал Алексей, — если убегу, тяжесть расправы ляжет на плечи этого парня».

В июле 1942 года в лагерь приехали власовские офицеры вербовать солдат в свои изрядно потрепанные «войска». К их приезду командование лагеря тщательно готовилось: началось прославление «побед» власовской «освободительной армии», многие офицеры были расстреляны или угнаны в другие лагеря. Показали сфабрикованный немцами фильм про самого Власова, которого якобы с хлебом и солью встречает население оккупированных немцами областей.

Однако немцы, видимо, мало рассчитывали на пропаганду. Они решили воздействовать на военнопленных и другим путем. За неделю до приезда власовцев кормить военнопленных совсем перестали. Те, кто был совершенно истощен и обессилен, умирали. И вот приехали вербовщики. Свои машины, груженные продуктами, они поставили на виду у голодных людей. Один из власовцев закатил речь. Какую чушь только не нес... Свою болтовню закончил словами: «Видите, сколько у нас продуктов? Кто хочет к нам, тот сейчас же получит новое обмундирование и будет всегда сыт».