Геннадий Падерин - На лезвии риска

— Не сметь хвататься за нож!

В следующую секунду над Виктором сплелись в схватке два извивающихся тела. Виктор мгновенно перевернулся на спину и, с трудом определив, где свой, а где чужой, помог Ненашеву скрутить преступника. Тут лишь вспомнил:

— Их же трое было.

— Знаю, — хрипнул в ответ Ненашев. — Возьмем и тех.

Но их участия не потребовалось: одного, кинувшегося в поле, в темноту, настигли Кочетов с Барановым, а тот, которого в самом начале сбил Виктор, так и остался под грузовиком.

— Ну, ну, вылезай, — тронул Виктор за торчащий из-под машины ботинок.

— Я не виноватый, — дернулся ботинок. — Мы оба не виноватые… Это все он, бандюга этот!

— За рулем кто был?

— Он и был. Он только из заключения, за грабеж отбывал. И опять…

— Замолчь, сука! — скрежетнул зубами связанный и вдруг завопил по-бабьи, с подвизгиванием: — Уберите меня, помогите, спасите, задавит же, задавит!..

Он лежал, стянутый по рукам и ногам, справа от грузовика, и вопль его оказался отнюдь не наигранным: на него по откосу катился «Москвич», оставленный Ненашевым на самом краю насыпи. Видимо, ослабли тормоза, и машина поползла под уклон.

— Ой, задавит же, спасите!..

— Не канючь! — прикрикнул Виктор, кидаясь к нему и ухватившись за веревку, поволок тяжелое тело в сторону.

Но «Москвич» только напугал: неожиданно передние колеса вильнули влево, он съехал в канаву, уперся фарами в землю. Сразу стало темно. До черноты, до красной ряби в глазах. И из этой черноты, откуда-то из-под грузовика, донеслось, сопровождаемое всхлипом:

— Это же тюрьма теперь, верником — тюрьма…

— Подождите, я запишу: дом полсотни шесть, подъезд три, — услышал Виктор, входя в комнату дежурного по левобережному отделению милиции Советского района.

Услышал и тут же забыл: мало ли адресов называется в присутствии милицейского работника в течение дня. В ту минуту он и предположить не мог, что, мельком услышанные, эти слова отпечатаются в памяти, будто вырубленные топором.

Левобережное отделение, обслуживающее рабочий поселок Обской ГЭС, располагается в большом двухэтажном каменном доме. Однако часть дома отдана под книжный магазин, в другом крыле разместилась аптека, и работникам милиции, таким образом, приходится довольствоваться сильно урезанной площадью. Как говорится, не разбежишься.

Комнату дежурного, соответственно, можно с большим основанием назвать не комнатой, а комнаткой: трое-четверо соберутся — уже теснота. Сегодня Виктор застал тут лишь старшего лейтенанта Головина. Возможно, потому, что время близилось уже к одиннадцати вечера. Иван Андреевич говорил по телефону, делая пометки в блокноте.

— Да, да, я понял вас, понял: третий подъезд… Хорошо, хорошо, действуйте.

Увидев Виктора, спросил обрадованно:

— Ты к нам на огонек или по делу? — Попросил: — Ну, присядь на минуту, присядь, пожалуйста!

Виктор понял, чего ждет от него дежурный: судя по телефонному разговору, надо выезжать на место происшествия, а ни одного свободного сотрудника нет. Конечно, формально Виктор в левобережном отделении — гость и может отказаться от участия в операции: он будет продолжать патрулирование района. Однако формализм и служба в милиции — понятия несовместимые. Пусть это звучит несколько высокопарно, но именно такое у него, Виктора, понимание своего долга.

— Я здесь на «Волге», — поднялся он. — Далеко нам?

— Минуты за три, от силы за пять, доскочим.

На улице падал снег — мягкий, податливый. Шагая к машине, Иван Андреевич проговорил с горечью:

— На лыжи сто лет, наверное, не вставал…

Садясь в машину, рассказал: звонок о происшествии, которым сейчас предстоит заняться, исходил не от потерпевшего и не от родственников или друзей его. Позвонил врач из «Скорой»: вызывает их какая-то женщина: в подъезде, мол, парень порезанный. И сообщила адрес.

— Так, «Скорую» вызвали, а милицию в известность не поставили, — прокомментировал Виктор. — Странно!

— Тут надвое расклад: либо парни из одной компании, либо родственники потерпевшего опасаются мести преступника.

— Может, и так, — согласился Виктор, включая зажигание. — Куда ехать?

Иван Андреевич назвал улицу. Это на самой окраине, дальше никаких строений. «Волга» обогнула торец здания райотдела, вышла на магистральное шоссе и, пробивая фарами вязкую снежную мглу, помчалась в конец поселка.

Новые многоэтажные жилые дома сгруппированы здесь в виде этаких замкнутых прямоугольников, своего рода миниатюрных микрорайонов с дворами, где и столбы для бельевых веревок, и шеренга деревянных грибков, и волейбольная площадка, и выстроившиеся в строгой симметрии деревца, теперь скукожившиеся от холода и потому особенно жалкие. В один такой двор Виктор и свернул.

— По-моему, вон тот, — кивнул Иван Андреевич на пятиэтажный корпус с доброй сотней окон, большая часть которых, несмотря на поздний час, была еще освещена. — Подъезжай ближе, поглядим на номер.

Он не ошибся, на углу дома значилось — 56. Фасадом он выходил как раз на окраинную улицу. Противоположная сторона ее находилась уже за пределами населенной зоны, и падавший из окон свет переливчато мерцал на снежных шапках ближних кустов, тополей и берез. Позади них все растворялось в непроглядной темени. Уйти тут преступнику проще простого.

— Н-да, — сказал Виктор, подумав об этом.

Иван Андреевич уловил, как видно, ход его мысли, вздохнул:

— Вот именно…

Виктор поставил «Волгу» у третьего подъезда. Выходя, не захлопнул дверцу, как делал это обычно, а бесшумно придавил коленом. Иван Андреевич последовал его примеру.

— А «Скорой»-то еще и в помине нет, — произнес вполголоса, и не понять было, сетует ли он на неразворотливость медиков, или просто доволен собственной оперативностью.

— Вечная история, — качнул головою Виктор.

Приподняв рукав полушубка, он глянул на светящийся циферблат: 23–02. Это уже автоматически действовала профессиональная привычка: приступая к операции, заметь время.

Вошли в подъезд. Наружная дверь закрывалась неплотно, на пол у порога намело снега, а пол — цементный, шлифованный, и снег под ногами у Виктора предательски скользнул вперед, в глубину. Виктор с трудом удержал равновесие.

— А, дьявол! — вырвалось непроизвольно.

Голос его спугнул кого-то: кто-то поспешно зашаркал вверх по лестнице.

— Слышишь? — шепотом спросил Иван Андреевич.

— Сейчас разберемся, — отозвался Виктор.

В подъезде было тепло, стоял густой запах мясной стряпни — беляшей либо пирожков. Видно, в одной из четырех квартир, двери которых выходили на лестничную площадку, хозяйка хлопотала над поздним ужином.

На площадке, довольно хорошо освещенной, никого не оказалось, но на покрытом метлахской плиткой полу бросились в глаза пятна крови — и подсохшей уже, и совсем еще свежей. При виде ее, хотя и готов был внутренне к такому, Виктор вздрогнул: настолько не вязалась пролитая человеком кровь с мирными запахами, наполнявшими подъезд.