Алексей Горяйнов - Исповедь дезертира

Во сне меня теснили горы и бетонные надолбы, я не мог найти между ними прохода и звал на помощь ребят. Наверное, я плакал, потому что, когда проснулся, почувствовал, что кожу под глазами стянуло. Вскочив, стал оглядываться, опасаясь, что выдал себя криком. Однако окружающая зеленая благодать и мелодичное пение птиц меня успокоили. Не знаю, сколько спал, но одежда почти высохла. Теперь я почувствовал себя полным сил.

Сейчас, когда опасность ощущалась не так остро, я вспомнил о пистолете. Он по-прежнему лежал в кармане. Я подумал и решил, что оружие мне больше не потребуется. Оно будет только лишней уликой. Вынув пистолет из кармана, долго смотрел на него и гладил вороненую сталь, а затем решительно засунул макар под корни огромной сосны. Поднявшись с земли и отряхнув прилипшие рыжие иголки, неторопливо стал пробираться к дороге. На ходу придумал, что в случае расспросов буду выдавать себя за отбившегося от бригады строителя.

Шел долго: шарканье по мелким камешкам уже изрядно надоело. Вскоре показалась первая машина. Она ехала навстречу, и я подобрался, понимая, что уже не успею спрятаться на оголенной обочине дороги. Но белая «Волга» проехала мимо, и усатый водитель даже не посмотрел в мою сторону. Попуток же не было долго. Наконец появилась первая — пустой КамАЗ — на мои сигналы руками он не остановился. Я уже шел часа два.

Вдруг сзади послышался гул мотора.

— Стой! — замахал я руками, увидев приближающийся старый, потрепанный «москвич». Потом выскочил на дорогу, перекрыв ему движение.

Машина затормозила, обдав меня пылью. В окно высунулся худой старик в огромной кепке, гладко выбритый, но при огромных усах. Он недовольно посмотрел на меня, но дверцу автомобиля открыл. Я с радостью прыгнул на сиденье, боясь лишний раз взглянуть на водителя.

Вскоре выехали на основную дорогу. Здесь то и дело сновали машины. И вдруг впереди замаячил хвост военной автоколонны. Мы быстро приближались к ней.

— Наши! — пролепетал я, потрясенный увиденным.

Старик странно посмотрел на меня и принялся обгонять колонну. Солдаты и сержанты, может быть, мои одногодки, сидели на броне БТР, идущих во главе и в конце колонны. Другие солдаты с автоматами в руках тряслись в крытых тентами кузовах. Перед глазами снова, как живые, встали Фирсов и Валера. Они ушли, но их место займу я. А Настя… Сколько таких девчонок еще живет в Чечне, Грузии, других районах Кавказа? Любой негодяй, подобный Павлу, может их безнаказанно обижать. И если не я, кто другой защитит этих девчонок!? Об этом, похоже, и говорил монах, но тогда его слова для меня звучали слишком абстрактно. Пока в голове прокручивались эти мысли, мы уже далеко обогнали колонну.

— Стой! — неожиданно выкрикнул я. — Стой! Тормози!

Старик посмотрел на меня с испугом, но ничего не сказал, остановился. Я выскочил на дорогу и, дождавшись приближения головной машины, стал размахивать изо всех сил руками. Однако и БТР, и грузовики проезжали мимо друг за другом в том же темпе, как и прежде. Лишь замыкающий БТР притормозил, с его брони спрыгнул молодой лейтенант.

— Что размахался? — спросил он недовольно.

— Я свой, в плену был.

— Как это в плену?

— Так…

— Ладно, разберемся, — лейтенант махнул рукой сидевшему на броне связисту с радиостанцией, тот подбежал, и лейтенант сказал в микрофон: — Двадцать первый, прием. Тут парнишка русский, говорит, сидел в плену… Есть, товарищ подполковник.

Хвостовой ЗИЛ остановился.

— Давай беги к той машине, — сказал лейтенант.

Я со всех ног пустился вперед. Два солдата втянули меня в крытый кузов, усадили на скамейку. Ко мне сразу подсел молодой майор, стал спрашивать, кто я такой и откуда. На радостях чуть было не сказал правду, но вовремя спохватился, вспомнив, что мне грозит дисбат и что толку от этого никому не будет.

Сосредоточившись, сказал, что из Москвы, что был призван в Грозный и сразу попал в «котел». Был контужен. Очнулся уже у чеченцев. А они продали меня в рабство. Дальше пошло проще: бежал, попал в крепость к Таисии Андреевне, где был пленен боевиками, попал к Зелимхану, а тот меня сдал в тюрьму на временное хранение. Да вот только еще бы малость — и расстреляли бы там меня в числе других пленных. Рассказал о вертолете, о том, что бежал с нашими офицерами, и что они геройски погибли.

Оказалось, что они уже знают о перестрелке на блокпосту, но о побеге информации у майора не было.

— Здесь все куда-то бегут, — сказал он как-то неопределенно. — У них тут сейчас полный развал. Суверенитет. Делай что хочешь. Домой приезжают — всей родне подарки, деньги. Конечно, весь аул гордится: дескать, наш Махмуд в люди вышел. А Махмуд этот разбоем да грабежом промышляет, наркотой торгует. С того у него и бабки, и машины, и квартиры везде… Эх!..

Наконец мы приехали в пункт назначения — воинскую часть за бетонным забором, обнесенным поверху колючей проволокой. Невольно подумалось: «Снова как в тюрьму попал, только теперь в нашу». Нет, оказалась строевая часть. Меня сразу определили в санитарное отделение — майор лично проследил, чтобы мной занялись как следует. А часа через два ко мне пришел следователь. Простой с виду мужик, и не скажешь, что он из ФСБ или ГРУ. Въедливый, правда, ужасно. Все удивлялся, как я номер части мог забыть. А что я, все помнить должен? Один раз и слышал номер этот.

— Поподробнее можешь рассказать, как в плен попал? — спросил следователь.

— Чего говорить, вы все равно не поверите.

А он мне:

— Я не трибунал, это их дело приговоры выносить. Ты мне расскажи, как дело было, может, и поверю.

— Сами посудите: пригнали нас, построили. Мы еще и присяги не приняли. Тут, говорят, боевые действия, надо своим помочь. Берите автоматы, и вперед. А мы автоматов и в руках никогда не держали. Еле-еле рожок нашел. Пока соображал, как этот рожок прицепить, все куда-то подевались, двор пустой, только стрельба, да взрывы где-то рядом. Смотрю — уазик едет. Я думал, наши, рванул к машине, а там чеченцы. По голове мне дали, и все. Ничего не помню. Очнулся, когда в машине везли. Глаза, руки завязаны, болтают по-своему. Так и попал неизвестно куда. Сарай помню. Там еще несколько россиян было. Общаться нам не давали. Потом продали меня в рабство к старику Аслану. Что это за аул и где находится — не знаю. Бежал оттуда наугад и попал к Таисии Андреевне.

Следователь спросил, где эта крепость находится, я сказал. Потом рассказал, как Павло продал меня Зелимхану, а тот определил в тюрьму.

— Много наших, говоришь, в тюрьме было?

— Много.

— Где тюрьма-то знаешь?

— Где-то в ущелье возле границы.

— Как тюрьма выглядит?

— Три барака действующих, еще два пустуют. Наших вначале было человек пятьдесят, а потом оставалось десятка два или около того. Человек тридцать в расход пустили, не считая абхазов.