Алексей Горяйнов - Исповедь дезертира

Неотрывно наблюдая за высокими железными дверями, располагавшимися прямо посередине башни, я заметил какую-то табличку. На ней что-то было написано, и я хотел было подойти прочитать, но потом решил дождаться темноты. У меня оставалось четыре спички в коробке, прихваченной на блокпосту вместе со штык-ножом и противогазом. Если не будет луны, чтобы разглядеть надпись, пары штук мне хватит.

Однако прочитать написанное мне не довелось, потому что вдруг прошел сильный, но короткий дождь, и я мгновенно вымок до нитки вместе со спичками. Ужасно замерз, после дождя сразу выпил последнюю водку, чтобы хоть как-то согреться, после чего интерес к табличке совершенно пропал. Помню, что вяло подумал: надо бы узнать, кто живет в этой крепости, если в ней вообще кто-то живет…

Вскоре теплый ветер обсушил меня, и я немного согрелся, но от усталости и напряжения сразу же уснул. На рассвете меня разбудил странный стук. Протерев глаза и бросив взгляд на крепость, я увидел возле дверей смуглого мужчину, который своей молодцеватой осанкой, лихо подкрученными усами и широкими галифе над блестевшими хромом сапогами чем-то напоминал гусара. Одет он был в куртку цвета хаки и прикладом автомата выстукивал в дверь что-то типа «Спартак чемпион». Через пару минут дверь открылась, послышался женский голос. Мужчина вошел в крепость, и мне ничего другого не оставалось, как снова наблюдать.

Часа через полтора из-за горы появилась серая туча, и внезапно начавшийся дождь заставил меня перебежать из кустарников ближе к лесу под большую сосну. Дождь быстро закончился, а там и дверь неожиданно открылась. Я увидел женщину. Лица ее не разглядел, потому что рядом, закрывая ее своей фигурой, шел тот, который стучал в дверь. Его я узнал по одежде. Только сейчас у незнакомца не было автомата.

Парочка направилась в лес. Мужчина, пока они шли по открытому месту, несколько раз оглянулся назад, будто боялся, что кто-то увяжется следом, но по сторонам не глядел. Я пошел за ними, скрадываясь за подлеском и прячась за толстыми стволами — там, где лес хорошо просматривался. Боясь потерять людей из виду, вдруг оказался совсем рядом с ними. Тогда опомнился и только тут подумал, что если этот мужик — боевик, то он наверняка умеет слушать тишину, и каждый посторонний шорох его насторожит. Но этого не произошло — похоже, за время скитаний я научился передвигаться беззвучно, как неуловимый снежный человек.

Теперь смог наконец разглядеть женщину. Говорят, ночью все кошки серы. Так и мне после долгого скитания по горам любая женщина могла показаться красавицей. Но все же это был не тот случай. Стройная, достаточно высокого роста, с короткой, небрежно уложенной русой косой. Загорелый высокий лоб ее был открыт, взгляд излучал тепло, и когда она улыбалась, лицо вдруг оживлялось веселыми ямочками на щеках. Одета женщина была в тоненькую розовую кофточку с длинными рукавами, ворот свободно расстегнут. Узкая юбка едва прикрывала колени. Одежда хорошо подчеркивала великолепную, немного спортивную и в то же время очень женственную фигуру. Двигалась она красиво, свободно…

Выйдя на солнечную полянку, мужчина внезапно остановился и, взяв за плечи, притянул красавицу к себе. Он ей нашептывал что-то, а она тихо проговорила:

— Может, не надо? Здесь так сыро.

— Я постелю…

Лес шумел листвой, громко пели птицы, заглушая их стоны, а я дрожал от страха, возбуждения и голода, спрятавшись совсем рядом, за толстым деревом. «Это безумие, безумие стоять здесь», — говорил я себе, но не мог оторвать от них взгляда.

Когда он откинулся на спину, она в забытьи осталась лежать рядом, а я сильно укусил себя за руку, чтобы прийти в себя. Еще не совсем очнувшись, я хотел уйти, но внезапно мужчина заговорил. У него был украинский акцент, и говорил он что-то про кочевую жизнь в горах.

Она мягко в чем-то его упрекала, и по говору чувствовалось, что это настоящая россиянка. «Как она оказалась в этих горах?» — пришло в голову.

Я продолжал смотреть на них, как завороженный, нервно глотая слюну и чувствуя, что краснею от стыда: мне до этого ни разу не доводилось быть свидетелем чужой интимной жизни. Я отполз подальше, перевернулся на спину и сквозь склонившиеся ветки кустарника попытался увидеть небо. Но, даже не глядя на влюбленных, до сих пор видел их перед собой — до того было разгорячено мое воображение.

Потом, вернувшись к реальности, я услышал их голоса где-то совсем рядом. Покосившись в сторону, увидел их уже одетыми, стоящими у того низкого разлапистого дерева, из-за которого я совсем недавно наблюдал за ними. Еще несколько шагов, и они могли меня обнаружить. Я вжался в землю и, кажется даже, не дышал. А он называл ее Таисией, Таей, Таечкой и уговаривал не торопиться. Но она уже пришла в себя и упрямо приговаривала: «Павло, Пашенька, надо идти».

«Почему эти люди здесь, на Кавказе? Может, это уже Россия? — подумал я, — но ведь никаких пограничных знаков мне не встретилось. А что, если где-то рядом какой-нибудь Кисловодск или Ставрополь?»

— Утром ухожу в горы, — сказал он.

Она молчала. Выждав паузу, мужчина заговорил снова:

— Ты не дуйся, это моя работа, в горах меня ждут товарищи.

Женщина ответила, даже не взглянув на него:

— Товарищи твои — такие же, как и ты, бандиты.

— Не смей так говорить, — он крепко схватил ее за запястье, — деньги нужны нам обоим.

Она снова ничего не ответила, подняла выпавший из рук платок и пошла в сторону крепости. Мужчина, минуту заколебавшись, зашагал следом.

«Значит, он наемник, — стал прикидывать я, постепенно успокаиваясь, — а это его любовница. Может быть, она живет одна, а скорее всего, с престарелыми родителями, раз ей приходится заниматься любовью в лесу». Мне ничего не оставалось, как перебраться на прежнее место поближе к крепости и продолжать слежку.

Всю ночь не удавалось заснуть, я дрожал от холода на не успевшей просохнуть после дождя траве. К моей превеликой радости, утром мужчина ушел, прихватив с собой автомат. «А что, если… — мелькнула шальная мысль, — подкрасться к нему сзади и ударить ножом? Нет, — сразу опередила эту мысль другая. — Ты трус, ничего у тебя не получится. Он выглядит здоровее и крепче тебя. Да и хватит ли сил — после такой голодовки — для броска и удара? А убить человека? За что? Почему? Нет, не смогу». Пока я размышлял, его силуэт становился все меньше и меньше, пока вовсе не исчез из виду, растворившись за мощными стволами сосен, покрывающих косогор. Выждав еще несколько минут, я хотел подняться, но вдруг почувствовал, что боюсь. «А что если эта женщина на стороне боевиков, как та прибалтка — Ули? Ну и что, что она русская? И вообще, что я ей скажу?» В таком непонятном состоянии я провел еще около часа и вдруг услышал, что дверь, скрипнув, открывается. Прижался к земле, а когда открыл глаза, увидел, как в сторону села вниз по тропинке от крепости спускается женский, а скорее детский силуэт. Сзади можно было разглядеть длинную светлую косу и темно-синие джинсы. Девушка несла спортивную сумку. «Наверное, это их дочь, — подумал я, — поэтому они и уходили в лес, чтобы не при ней… Все, — наконец приказал я себе, — ты идешь и стучишь или остаешься здесь и подыхаешь с голоду».