Петр Елисеев - Привал на Эльбе

Поезд мчится, делая короткие деловые остановки. На большой станции начальник эшелона лейтенант Елизаров забежит к коменданту, выяснит маршрут — и снова вперед, на запад. Летят кудрявые русские леса, голубые болота, мелькают серебристые ручейки. Наконец-то прошла зима.

Михаил и Элвадзе сидят на тюке сена, любуются бегущей назад живой картиной. Показалось в сизой дали село с деревянными избами. В центре выделялась пожарная вышка, возле которой, по рассказам Веры, бесстрашный пионер Костюшка взорвал немецкий склад с боеприпасами. Мелькнула река, на берегу которой немцы вешали Веру, пытали каленым железом Михаила…

Машинист резко затормозил. Колеса завизжали. Граница. Дальше русский паровоз не идет. Для него узки колеи чужестранных дорог.

Эшелон остановился среди соснового леса. Михаил пробежал вдоль вагонов, приказывая:

— Выгружайтесь!

Лейтенанту Елизарову приятно было, что из всей дивизии его эскадрон первым прибыл к границе. Вскоре пустые вагоны двинулись назад, а на их место прибыл другой эшелон, в котором были Орлов и Вера. Михаил протянул ей руки, помог спрыгнуть с подножки. Заметив командира полка, соскочившего со ступенек вагона, подбежал к нему, отдал рапорт:

— Третий эскадрон прибыл на место назначения в полном порядке. С личным составом парторг Элвадзе проводит политбеседу.

— Хорошо. — Орлов пожал руку Елизарову.

— Как вы доехали, товарищ подполковник?

— В общем благополучно. Отстал один командир взвода, не успел вернуться с почты — деньги переводил домой. Наверно, со следующим эшелоном приедет. Придется всыпать ему.

— Какие будут распоряжения? — спросил Михаил Орлова.

— Быть в полной готовности к выступлению. Через час — горячая пища. Проследите, чтобы все бойцы пообедали. Вы, Вера Федоровна, произведите санитарный осмотр эскадрона. Проверьте, есть ли у конников индивидуальные пакеты, таблетки для дезинфекции воды; начните с командира эскадрона.

Девушка сдержанно улыбнулась и пошла с Михаилом. Ей было радостно — казалось, будто с фронта домой приехали. Радость усиливалась от мысли, что эшелон шел по родной белорусской земле, освобожденной от врага. Казаку тоже было весело. В глазах блестела улыбка. Они вышли на поляну. Трава, густая и зеленая, цеплялась за сапоги, прилипали белые лепестки земляники.

— Какая красивая природа! — заметил Михаил.

— А помните, как говорили, что нашей Белоруссии по природе далеко до вашего Дона? — лукаво заметила Вера.

— Рад признать свою неправоту. Не видел я раньше таких красот, — восхищался Михаил. — Красива наша страна! Каких только пейзажей нет! Я однажды отдыхал в Сочи. В палате со мной были ненец и узбек. Я читал поэму Пушкина. В ней есть слова: «финский пасынок природы». Я ненцу сказал: ты тоже «пасынок природы». Он назвал меня дураком. «Какой я пасынок, я счастливый сын природы. Ты понимаешь, какая красота в тундре? Круглый год пасутся олени на готовом корму. А какое чудо мчаться на нартах: несут тебя шесть пар собак, аж дух захватывает». И узбек однажды атаковал меня: «Где, — говорит, — есть такой кишмиш, урюк, айва, хлопок, как у нас?» Я начал рассказывать ему, что очень красиво в Гагре, Батуми, а он спросил меня: «Арыки текут по улицам? Нет. Какая же красота без арыков? У нас утром встал, склонился над арыком, умываешься, вода чистая, холодная, с гор бежит. Вечером пришел с работы, сидишь над арыком — ешь плов и пьешь зеленый чай». Вот и наш городок, — указал Михаил на эскадрон, расположившийся между деревьями. — Занимайтесь своими медико-санитарными делами, — подчеркнул он последние слова. — После осмотра немного погуляем.

— Боюсь, до вечера я не смогу, надо все эскадроны осмотреть.

— Я умру от ожидания, — шутя сказал казак.

— Если такая смерть нападет, тогда спасу — поцелую. А пока — воздушный. — Вера приложила пальцы к губам и ушла.

Дивизия выступила на рассвете. Эскадрон Елизарова все время был в авангарде. Михаил молча ехал впереди. На сером горизонте он заметил четырехугольный пограничный столб. Вот он, долгожданный. Елизаров остановил коня. Сбылась мечта. Радость охватила донского казака: приятно было сознавать, что в великой битве народа есть и твоя доля солдатского труда. Правда, много было на этом пути и испытаний, но чем труднее дорога сражений, тем радостней победа.

Чувства, наполнявшие грудь Михаила, вырывались наружу. Ему хотелось поделиться ими со своими друзьями. Он поднял руку. Приблизившиеся казаки натянули поводья. Стали кони ровными рядами, будто между ними, вдоль и поперек, протянули линейки.

— Дорогие казаки, — взволнованно сказал Михаил, — когда-то черный меч врага был занесен над нашей дорогой Родиной, над любимой Москвой. Наш меч обрушился на него, покарал и не сломился, потому что это меч справедливости. А сама справедливость из огня, из воды, со дна моря выходит. Дорогие друзья, наш поход славно кончается, в этом теперь никакого сомнения нет. Но мы привыкли смело смотреть правде в глаза. Победа будет тоже трудной. Мы будем на вражеской земле. Там нам правильно не укажут дороги, как в своей стране. В разведке не помогут, как помогали нам наши люди. Большинство из нас не знает языка неприятеля, не сможет спросить что-либо. Все это дополнительные трудности в сражении на территории врага. Как вести себя здесь? Как обращаться с населением? Прежде всего быть зорким, бдительным, помнить, что покоренный враг спереди апостол, а сзади — черт бесхвостый. Не выпускайте из рук карабина и в селениях с белыми флагами врага. На воротах белый флаг, а дома коричневый дьявол будет сидеть. К врагу надо относиться по-вражески, но без произвола. Мирное население не трогать, но и не якшаться с ним. Честь и достоинство Красной Армии не ронять. Надо отбить у фашистов всякую охоту когда-либо воевать с нами. Вперед!

Казаки остановились в горняцком поселке. По фронтовой привычке ночевали на открытом воздухе. Может, они изменили бы ей. если бы в домах было посвободнее. Так же устроился и командир эскадрона.

Михаил спал у подножия горы, постелив под себя охапку камыша, нарванного на речке. Светало. Кое-где послышались приглушенные разговоры. Михаил открыл глаза. Небо было темным. Сизоватые облака поднимались ввысь, испарялись. Вот-вот прояснится даль поднебесная. Проснулся и Кондрат Карпович. Он сел, закрутил цигарку, толстую как палец, затянулся, осматриваясь вокруг.

— Вишенки карликовые, но посажены умеючи, ровными интервалами. Гора красивая, — оценивал старый казак.

Михаил облокотился, тоже осмотрелся. У подножия склона кудрявились ольховые заросли. Над ними, словно на широченной ступени, темнели низкорослые пихты, выше выделялись конусовидные вершины елей, на самом верху выглядывали прямые как пики синие макушки сосен.