К. Цетник - Дом кукол

Но Тедек — этот разумный парень, этот симпатяга, этот закадычный друг Даниэлы — идиот! Как понять это? В чем дело?

Вечером, когда Тедек возвращается с работы, Гарри тут же вводит его в больничную комнату, обмывает его раны, делает ему перевязки и усаживает в углу комнаты. Тут, по крайней мере, он защищен от тумаков дневальных и старшины барака. После приема больных Гарри подсаживается к Тедеку и разговаривает с ним, как с больным ребенком. В первые дни Тедек рассказал ему о себе, о своей первой встрече с Даниэлой. От него Гарри узнал подробности о жизни Даниэлы в гетто, которые он раньше не знал, так как Даниэла скрыла их от него. Тедек рассказывает, но глазами уставился в пайку хлеба Гарри, лежащую за стеклом медицинского шкафчика. На его когда-то выразительном и симпатичном лице написано теперь только скотское желание, единственное: как получить еще кусочек хлеба… Словно корова, понимающая, что если ее доят, то, наверное, потом положат добрую порцию соломы в кормушку.

А Тедек ведь любил Даниэлу со всей восторженностью своей молодости. Куда же это все улетучилось?

Нет! Гарри не поддастся… Он принял решение и не откажется от него: к картофелю он больше не подойдет! Самое трудное было, когда он получил свою порцию картофеля и не съел его сразу, а честно распределил между друзьями. Когда начинаешь есть, то голод разгорается внутри с еще большей силой. Но ты обязан поддержать своих людей. Их нещадно эксплуатируют в «бауштеле», а врач ведь крутится сравнительно сносно и получает за свою работу две порции супа… У него вспыхнула мысль: все-таки надо подойти к нарам, посмотреть на картошку. Нет, он отогнал это желание.

Странно, что в «бауштеле» голод не так чувствителен. В «бауштеле» время как-то быстрее проходит. В лагере Сакрау, где он работал так же как остальные, он не чувствовал такого страшного голода, как сегодня, когда без дела слоняешься по лагерю. В «бауштеле» чувствуешь, как силы тебя оставляют, и ты вот-вот упадешь в обморок, только страх не дает упасть. Ужас возможных побоев вытесняет боль голода. Однако его хождение здесь в течение дня без дела — это вдвое страшнее. Голод, не переставая, сосет внутренности, доводя до сумасшествия. Хочешь сойти с ума, но не получается. Помимо твоей воли и желания рассудок работает.

Чью долю картофеля он мог взять? Глупая мысль! Это исключается. К трем картошкам Тедека он не притронется. Тедек для него то же, что и Даниэла.

Занвил — он никогда не попросит — но две его картофелины святы. Этого еврея он знает еще со времен совместной работы в портновских мастерских Швехера. Он давно уже ничего не давал Занвилу, и тот уже думает, что Гарри бросил его. Нет. Не позволит он себе эту гнусность!

А архитектор Вайсблюм, знакомый Сани? Каждый день Вайсблюм караулит его около больничной комнаты. Невозможно пройти мимо него, не видеть его лицо попрошайки. Горе ему, что он видит архитектора в таком состоянии. Архитектор понимает чувства Гарри и пользуется этим: он следит за ним, как заискивающая собака. Если он тронет эти две картошки архитектора, кто знает, когда представится еще возможность дать ему что-нибудь?

Из жилищ немцев прорываются пьяные голоса. Голоса проникают через деревянную дверь кухни и доходят до больничной комнаты.

В таких случаях Гарри бежит в жилую часть помещения, взбирается на третий ярус нар, укрывается там. Лучше всего быть начеку. Никто заранее не может угадать, какие штучки выкинут эти немцы во время пьянки. Вот, например, в лагере Сакрау, пьяные немцы поймали еврейского старосту, красивого парня из Берлина, и завели его к себе. А вечером, еще до возвращения лагерников с работы из «бауштеле», бросили в барак — удушенного и раздетого; тело его представляло собой мозаику из синих пятен и кровоподтеков.

Чахлое дерево у стены помещения покрыто вареной картошкой в мундирах. Перед глазами Гарри один картофель. Каждый листочек — картошка. Трудно отвести от них глаза. А на середине веточки, где остался один листик, теперь раскачивается картошка с бугорком, та, которую он положил в конуру Тедека. Эта картофелина так и вращается перед его глазами, раздражает его, подмигивает ему, уговаривает его, обвораживает с такой силой, что невозможно устоять перед искушением. Но внезапно бугорок на картофелине принимает облик головы Тедека. Гарри вглядывается в это видение. Из глазниц скелета Тедека вдруг проступает взгляд голубых глаз Даниэлы умоляющие просящие пощады глаза.

…Летние дни в гетто. Юденрат распределил пустующие участки земли среди домов гетто на маленькие наделы, чтобы евреи их обработали и засеяли. В народе эти наделы почему-то называли «жалки»; каждый мог взять себе в аренду такой надел, но желающих было немного, так как считалось, что пока вырастет спелый помидор, закончится война, и убыток не вернешь. Нет! Это не дело. «Люди юденрата это изобрели, чтобы тянуть с нас копейку!» — говорили евреи гетто.

Хаим-Юдл, все заботы которого сосредоточены вокруг своей «виллы», чтобы там, не дай бог, не ощущался голод, поспешил взять у юденрата в аренду такой «надел». Взял просто так. Ведь лежат же у него куски меха, пусть валяется и кусок земли, кричал он в ухо глухой жене. Хаим-Юдл не знал, сколько труда надо вложить, чтобы «вытянуть» из земли помидор и красную редиску. И в конце концов получилось так, что у него арендовала этот участок Даниэла.

То были самые ясные и солнечные дни в гетто. Тогда казалось, что все вокруг не так уж плохо. Небо над ними было бесконечное, свободное. Даниэла и Тедек раскопали и забороновали участок, засеяли его, напоили влагой. Пробились первые побеги розовой редиски, зеленого горошкa в стручках, помидор, картофеля.

Да, то были самые хорошие дни в гетто…

Участок Хаим-Юдла был для них как чудесный сон, в котором милостиво управляет ангел смерти. В последнюю ночь жизни он дает взглянуть на солнечный свет, которого никогда больше не увидишь.

Каждое воскресенье Гарри приходил к ним на участок. Они вместе сидели на каменной скамейке, сооруженной Тедеком, и Даниэла набивала ему карманы овощами из их урожая в подарок Сане. Уходя к себе, в еврейский квартал номер один, он поворачивал к ним голову, издали смотрел, как они стоят рядом.

Что там теперь у Даниэлы? Хорошо, что она работает в сапожной «особого назначения». Эта мастерская застрахована от неожиданностей, от беды. Все это благодаря Вевке, отцу Тедека. Такой чудесный человек этот Вевке! Как хорошо, что в гетто еще есть такие люди Даниэла находится в верных руках. Нечего беспокоиться. Саня тоже работает в хорошей мастерской. Мастерские Вильдермана считаются наиболее спокойным рабочим местом. Тут есть еще одно преимущество: Биянка, ее двоюродная сестра, руководит там работой, а это, без сомнения, поможет Сане. Теперь ясно, как все удачно сложилось. Нет нужды тревожиться. Сегодня он оставит Тедеку на вечер полную порцию супа. А три картошки Тедек сможет взять с собой утром на работу. Каждый день он будет отдавать Тедеку часть своего супа. Он поделится с ним поровну, для него это как святой обет. Он удивляется, как он раньше до этого не додумался.