К. Цетник - Дом кукол

У Хентшеля свой оригинальный метод. Он знает, что раньше всего надо показать им, как у него работают. Ему известно, что источник, дающий силу и возможность выполнять любую работу — это страх. И этот страх им нужно внушить тут же, безотлагательно. Метод, давно испытанный.

По грунту уложена рельсовая дорога, по которой везут вагонетки, груженные камнем. Эти рельсы нужно перетащить с места на место. Самая подходящая и полезная работа для девушек из нового этапа.

Хентшель приказывает. Девушки заходят и становятся между рельсами. Они стоят в затылок друг дружке во всю длину уложенных рельсов. Рельсы прикреплены к шпалам, а шпалы под тяжестью вагонеток с камнем погружены глубоко в землю.

Когда все уже готово, Хентшель подает визгливую команду:

— Хватайте!..

Девушки наклоняются к земле, «хватают» руками справа и слева холодные рельсы. А Хентшель орет:

— Поднять высоко!.. Поднять вверх!..

Девушки стоят, нагнувшись, хватают рельсы руками, но они не поддаются. Шпалы так ушли в почву, что кажутся схваченными ею намертво. Девушки нагнулись, как будто в немой молитве просят, чтобы земля сжалилась над ними и отпустила шпалы с рельсами…

Сразу они этого не заметили. Но услышали жуткие крики. Хентшель стоял над Ханой и бил по ее телу без остановок, непрерывно. Он бил ее продуманно, с наслаждением.

Хана лежит на рельсах, а Хентшель пинает ее дубинкой по ногам, по голове, по рукам. Хана катается по земле, вонзается зубами в песок, рвет на себе волосы. А Хентшель стоит над нею, степенный, тихий, без всякого признака раздражения и злобы, и бьет ее толстой дубинкой по плечам, норовит угодить по щиколоткам, по кистям рук — бьет не переставая.

— Боже милосердный!!! Возьми меня к себе!.. Боже милосердный!.. Прими меня к себе!.. Господи!!!

Но Хентшель не дает ей умереть.

Не так скоро он отдаст свою жертву в руки господа. Хентшель знает, что Хане предстоит еще долго кричать, прежде чем она испустит дух. Все девушки должны помнить ее крик. Хентшель истязает Хану расчетливо, по системе. Только, чтобы она не впала в обморочное состояние, тогда она перестанет кричать, а это будет означать, что наступает смерть. Все эти сведения он почерпнул из своего длительного опыта.

— Хватать!.. — несется повторный приказ Хентшеля. Девушки кидаются на рельсы, впиваясь в них пальцами изо всех сил.

— Поднять вверх!..

Страх прибавляет девушкам силы, и понемногу шпалы начинают подниматься и вылезать из челюстей охватившей их земли.

А Хентшель визжит:

— За позвоночники!..

Это значит: выпрямить поясницу и вытянуть руки с рельсами, прикрученными к шпалам. Земля тянет их к себе обратно, не хочет отдать то, что ей принадлежит. Но несутся над головами выпрямляющихся девушек крики Ханы:

— Господи, боже мой!.. Господи!..

И слабые руки девушек несут рельсы.

Кальфакторши бросают Ханин труп в отдельно стоящий барак, чтобы он не мешал остальным в работе.

Хентшель вытаскивает из жилетного кармана свою толстую «луковицу» — ровно десять часов, и садится на краю вагонетки перекусить. Его острые зубы вонзаются в бутерброд, а глазки в это время блуждают вокруг; он, как помещик, разглядывает свое стадо, пасущееся на лугах его богатой фермы.

Проверка.

Все девушки строятся на площади «бауштеле» голыми. Яага, «рыжий зверь», и немецкий врач лагеря пришли полюбопытствовать, что им привезли в новом этапе.

Лагерный врач обходит ряды этапниц и зорко вглядывается в лицо каждой. Дойдя до Даниэлы, он остановился, посмотрел на черный рубец, проходящий под косым углом по ее спине — память кнута главной кальфакторши. Он стоит, удивленный. Неужели? Может ли это быть? Тут, в немецком трудовом лагере, бьют?.. Его лицо не перестает выражать удивление, словно тут произошло что-то такое, что нарушает немецкую этику. Неужели подобное могло произойти здесь? Он показал пальцем на плечо Даниэлы, на место, где нячинается рубец. «Когда это произошло?» — спросил он.

Даниэла вспомнила про медальон, спрятанный в тряпье на земле, и промолчала.

Врач вглядывался в ее стройное тело и старался понять, что случилось. Не иначе, как тут произошло недоразумение, ошибка. Вне всякого сомнения — ошибка. Он приказал девушке раскрыть рот, осмотрел ее глаза, пощупал ее груди и, повернувшись к начальнице лагеря, стал с ней шептаться.

Яага подошла к Даниэле, посмотрела на нее вблизи и задала ей несколько вопросов. Не болеет ли она внутренними болезнями? Болела ли инфекционными болезнями? Замужем ли? — почти все те вопросы, что задавала ей регистраторша во время переписи два дня тому назад.

— Нет, — отвечала Даниэла на каждый из вопросов.

Начальница лагеря приказала Даниэле выйти из рядов, одеться и стать в сторону. Когда закончился смотр и остальные вернулись в распоряжение Хентшеля, Яага повела с собой Даниэлу в конторку регистраторши. Там она проверила ее медицинскую карту, приказала срочно явиться словацкой врачихе, той самой врачихе, что записала Даниэлу в рабочую группу.

Когда врач появилась, Яага угостила ее сильным ударом сапога в живот. Только после этого предисловия она указала на Даниэлу и процедила со злостью:

— Такой цветок посылают в каменоломню? Много ли таких имеется в твоем борделе?!.

С этой минуты Даниэла была переведена в «крыло радости».

В тот день Гарри не притронулся к трем картофелинам Тедека.

Через зарешеченное окно больничной комнаты Гарри слушал пение арестантов: «Девушки, которых я люблю…» — сигнал, что уже возвращаются из «бауштеле». Песни они обязаны петь по дороге в лагерь. Эта — последняя, поют ее приближаясь к воротам лагеря. В самом деле, в этой песне есть какая-то надежда и уверенность. Когда все поют о «грудях Гретель, упругих и стройных, как башни…» уже видны ворота лагеря и можно уловить запах теплого супа, который дадут им, а измученное тело предчувствует нары, где можно будет распластаться и отдохнуть немного.

Гарри выходит на просторную площадь для проверки. Еще немного и начнется перекличка. Начальник лагеря получит полный отчет о количестве вернувшихся, — в том числе, сколько мертвецов и сколько еще живых. Счет должен сойтись.

Первые ряды входят в лагерь, чеканя шаг. Арестанты выстраиваются на площади по заведенному порядку: низкие впереди, высокие — сзади. Рты еще поют последний куплет песни — «Девушки, которых я люблю…» Входят последние ряды, несущие на плечах трупы. Они кладут мертвецов головами к ногам первого ряда, кладут их рядом, ноги в одну линейку, руки сложены на животе, чтобы, не приведи господи, руки мертвецов не переплелись между собой.

Гарри стоит в стороне, в нескольких шагах от рядов, как подобает врачу. Его глаза блуждают по рядам: где Тедек? Почему его не видно?