Владимир Сысоев - Первое задание

Клингер внимательно посмотрел на неё, криво пошевелил губами и протянул:

— Поберегите свои слёзы, они вам ещё пригодятся. Играйте для других. Я вам не верю.

— В чём я виновата? — с горечью, глотая слёзы, спросила Наташа.

— Я объясню. Вы попались. Вам специально дали возможность ознакомиться с секретной бумагой, из которой вы узнали, что будут отправляться важные документы. И вот финал: люди убиты, документы похищены, машина разбита. Что вы скажете теперь?

— Я ничего об этом не знаю.

— Это вы сообщили партизанам о предстоящей эвакуации документов.

— Нет! Это какая-то чепуха! Почему они сами не могли выследить машину? При чём здесь я? Партизаны на всех нападают. Вы об этом знаете намного лучше, чем я. — Наташа сдержала слёзы, но не могла скрыть глубокую обиду за нелепое обвинение.

— Но об отправке документов вы знали. Не будете отрицать это?

— Конечно. Я сама печатала списки. Как же мне не знать? Я вообще много знаю и разве дала хоть малейший повод сомневаться во мне?

— Ваше заявление вполне логично. Буду откровенен до конца — это дело гестапо. Майор Демель, видимо, лучше сумеет объяснить, в чём ваша вина.

— Ни в чём! — горячо сказала Наташа.

— Очень может быть, но я умываю руки. Гестапо свыше моих сил, это вы прекрасно понимаете.

— Я понимаю, — тихо сказала Наташа. — Куда мне теперь?

— Идите, работайте.

Наташа вышла в приёмную и занялась делами. Но не прошло и пяти минут после окончания разговора с комендантом, как в дверях появился гестаповский офицер с двумя автоматчиками, которые замерли возле Наташи. Офицер прошёл к коменданту.

«Это уже арест», — подумала Наташа. Тотчас из кабинета коменданта вышел гестаповец и произнёс с любезной улыбкой:

— Вы арестованы!

Прямо из комендатуры её привели к Демелю. Начальник гестапо сидел за столом, подперев щёку ладонью. Поза и глаза — всё говорило о неподдельной задумчивости.

— Садитесь, Наташа, — будто очнувшись от тяжёлых дум, произнёс Демель. — И чтобы сразу же внести ясность в наши отношения, я вам скажу всё: вы советская разведчица!

Наступила пауза. Демель не спускал глаз с Наташи. Она была невозмутима. Демель вздрогнул. Лицо Наташи казалось каменным.

— Что же вы молчите? Я повторяю: вы — советская разведчица!

Видимо, у каждого человека в жизни, хоть один раз, бывает такой момент, когда он должен собрать в кулак все свои духовные, физические и нравственные силы. Сейчас наступил такой миг для Наташи, и она знала: от того, что и как произнесёт она теперь, будет зависеть очень многое. «Не нужно позы и нажима. Я должна быть проста и естественна», — подумала она и, обиженно взглянув в глаза Демелю, не пытаясь скрыть волнения и недовольства, сказала:

— Неплохая шутка, господин майор. Но если бы Ганс был жив, я надеюсь, вы шутили бы более удачно.

Демель сверлил Наташу взглядом, будто проводил сеанс гипноза. Как хотелось ему увидеть эту женщину испуганной, ползающей возле него на коленях, с мольбой выпрашивающую пощаду. Он не заметил в ней даже смущения.

— Не обижайтесь, Наташа, я говорю только то, что думаю.

— А если вы ошибаетесь?

— Исключено.

— А если нет?

— Тогда мне придётся признать свою ошибку.

«Ничего тебе не известно», — подумала Наташа и задорно спросила:

— И только-то?

— Что ещё?

— А моральная травма?

— Я обязан проверить!

— А какая необходимость в аресте?

— Дело покажет, — неопределённо ответил Демель.

— Попробуйте представить себя на моём месте, тогда вы, я уверена в этом, многое поймёте…

— Я вас понимаю и так. Поверьте мне, ничего страшного пока не произошло.

— Когда я была совсем маленькой, — сказала Наташа, — моя мама учила меня спутанные волосы расчёсывать с концов и не торопиться. А когда я приходила с прогулки, она говорила мне, что очень глупо чистить щёткой пальто от сырой грязи, нужно подождать, пока оно подсохнет.

Демель понял Наташу, но не обиделся — его реакция была для неё неожиданной. Он встал, медленно прошёл по кабинету и сказал очень любезно:

— Я благодарю вас за науку, это очень полезные практические советы. Но представьте себе, Наташа, — я убеждён в том, что сказал вам. И волосы у меня расчёсаны, и платье я чищу щёткой только сухое, и всё-таки у меня к вам есть несколько вопросов.

— Прошу вас, я постараюсь ответить на них, — спокойно сказала Наташа.

— Я не буду вас спрашивать, при каких обстоятельствах погиб ефрейтор Штокман. Видимо, вы действительно об этом ничего не знаете.

— Не знаю, — честно промолвила Наташа.

— Вот видите? И я верю вам!

— Спасибо.

— Эта проверка убедила меня во многом… Но подождите меня благодарить. У меня есть другие вопросы, которые не дают мне покоя.

Наташа вопросительно смотрела на Демеля.

— Объясните мне, — продолжал он, — как это получилось, что во время бомбёжки вы оказались в кабинете Ганса, вместо того, чтобы спрятаться в бомбоубежище?

— Я в кабинете не была. Я оставалась в приёмной.

— Допустим. Но почему?

— Я сильно испугалась… Меня все бросили. Мне даже сейчас страшно вспомнить, какой ужас я пережила тогда.

Демель видел, что её лицо медленно краснело. Глаза испуганно блестели.

— Я должен признать, и вы вправе говорить об этом с насмешкой, горечью и болью, поведение офицеров в тот момент геройским назвать нельзя. Я справедлив к вам, видимо, потому, что не совсем равнодушен.

— Ещё раз спасибо, — промолвила Наташа, — я глубоко уверена, что злобой добра не добудешь.

Демель нахмурился.

— Следующий вопрос. Медицинская экспертиза установила, что Ганс и оба немецких солдата убиты из пистолета и полицай — из русского карабина. Если верить вам, что напали полицаи, то как объяснить результаты экспертизы? Кто в кого стрелял? И кто кого убивал? Получается, что Шварц перестрелял своих солдат и сам выстрелил себе в рот. А полицая убил его товарищ.

Наташа похолодела. Вот когда началось настоящее испытание.

Демель видел смущение Наташи.

— Что же вы молчите?

Наташе показалось, что Демель сумел проникнуть в суть происшествия. «Это конец», — мелькнула непрошеная мысль. Уверенность её была поколеблена. «Экспертиза! Да, против неё не попрёшь. Но против коня тоже не попрёшь — раздавит! А если сесть на него верхом? Конь превращается в друга. Стоп! Что-то нужно придумать. Выход, видимо, есть, но нет времени, чтобы найти его».

— Наташа!

— Да.

— Что же вы молчите?

— Извините. Мне так тяжело вспоминать это. Вы — мой злой гений. Вы обращаете мою память только к страшному и неприятному.

— Простите, служба! Я все эти дни щадил ваши чувства и сердце, но…

— Хорошо, я всё расскажу вам, но перед этим напомню одну деталь: в тот вечер, когда я пришла к Гансу на квартиру, помните, я хотела и пыталась сразу же всё рассказать вам.