Георгий Зангезуров - У стен Москвы

В это время в комнату вошел Олег. Он был в расстегнутой куртке, в старой ушанке, одетой задом наперед, в грязных, изорванных штанах с отдутыми карманами.

Плотно притворив за собой дверь, он сразу же бросился к голландской печи, прижался к ней.

— У тебя фрицев нет? — подозрительно поглядывая в сторону спальни, спросил Олег.

— Нет, только там, в соседней квартире, — показала она на дверь.

— Хорошо. У-ух, холодина! — шлепая по теплым кафельным плиткам посиневшими пальцами, проговорил Олег.

— Ты где пропадал все эти дни? — спросила Наташа.

— Везде. Хотел переплыть к своим — не удалось. Вода как лед. Кругом фрицы. Так и шпарят из пулеметов, так и шпарят. Честное пионерское. Не веришь?

— Верю. Только тише говори. Услышать могут. Ну а потом?

— Потом махнул в лес. Хотел к партизанам добраться. Они у Горелого леса бьются с фашистами.

— А ты уверен, что там партизаны?

— Ну а кто же еще? Раз фашисты воюют с ними, значит…

— А может, это какая-нибудь наша воинская часть не успела отойти и теперь бьется одна…

— Может, и часть, — моргая от удивления глазами, сказал Олег. — Я и не подумал об этом. А что, если это дядя Саша со своим полком, а?

— Саша? — переспросила Наташа. Эта мысль не приходила ей в голову.

— Ты знаешь, они их там так окружили. Все дороги, просеки и тропки перехватили, гады.

— А ты откуда знаешь об этом?

— Как же мне не знать, если я трое суток колесил по этому лесу. Хотел проскользнуть к своим. Да разве там проскользнешь, — безнадежно махнул рукой Олег и, опустившись на колени возле книжного шкафа, стал вытаскивать из карманов какие-то круглые предметы и засовывать под шкаф.

— Ты что там прячешь?

Мальчику не хотелось, чтобы другие знали о его тайне, но от Наташи у него не было секретов.

— Гранаты. Вот, смотри какие. Я их в лесу нашел. Четыре штуки. Я этим гадам теперь покажу!.. Я им за все отомщу!

Наташа побледнела.

— Ты с ума сошел, Олежка! Сейчас же забери эти гранаты и выбрось в колодец.

— Не выброшу! — ощетинился Олег. — Не для того я их тащил сюда.

— Глупый ты. Разве так делают? Бели фашисты найдут эти штуки — повесят нас. Давай их хоть в подвал перенесем.

На другой день Наташа снова была одна. Мать еще не возвратилась из деревни, а Олег опять куда-то запропастился. Наташа взяла книгу, попробовала читать. Ничего не вышло. В голову лезли одни и те же мысли — мысли о том положении, в котором она оказалась.

В ставню тихо постучали. Наташа подошла к окну. У дома стоял невысокий, сухощавый старик, тяжело опершись на большую суковатую палку. Он был в рваном полушубке, старых валенках и с большой сумой, сшитой из белой мешковины. Поеживаясь от холода и часто переступая ногами, он уныло тянул:

— Подайте, ради христа, кусочек хлеба погорельцу… По-да-а-айте, ради христа, кусочек…

Наташа выбежала на крылечко.

— Заходите, дедушка! Заходите, погреетесь… Чайку горячего выпьете?

Старик шагнул к крыльцу.

— Вот спасибо, доченька. Пошли тебе бог хорошего жениха и большого счастья, — поднимаясь по порожкам на крыльцо, причитал он.

Наташе его голос показался знакомым.

Войдя в комнату и поставив у двери свою палку, нищий повернулся к красному углу и, сняв шапку с плешивой головы, перекрестился. Наташа сразу узнала его. Перед ней стоял Митрич — старик Шмелев, тот, который был у них бригадиром на строительстве оборонительных сооружений.

— Филипп Дмитриевич! — не выдержав, воскликнула Наташа.

— Тссс… — старик приложил палец к губам. — Кто есть в доме окромя тебя?

— Никого. В соседней квартире два немца, но их нет дома.

— Ну и ладно, — более спокойно ответил Митрич. — Где же твой чаек? Я и вправду до косточек продрог.

— Сейчас. Я сейчас. Он у меня еще горячий. Раздевайтесь.

Наташа бросилась к голландке, вытащила чайник и налила в большую фарфоровую кружку чая, где-то отыскала единственный кусочек сахару, ржаной сухарь и все это положила перед Митричем.

— Пейте на здоровье и расскажите, как вы сюда попали.

Шмелев, грея замерзшие руки о чашку и по глоточку отпивая горячий чай, рассказал Наташе, как его отряд вел бои в городе, как был отрезан от своих и как добрался до каменного моста.

— Ну, а дальше? Почему же вы не ушли на тот берег? — торопила его Наташа.

— А дальше не получилось у нас, дочка. Маху мы малость дали… Нам бы надо под прикрытием танков, которые нас поддерживали, пехоту сначала переправить… Ведь нам командир полка приказывал так сделать. А мы не послушались, по-своему решили, вот и…

— Почему же вы не сделали, как вам приказали?

— Танков жалко было. У нас их и так кот наплакал.

— Так, ну а что потом было? — торопила старика Наташа.

— Потом совсем нескладно вышло. Отрезали нас от реки. Мы было бросились к другому мосту, а немцы по нас из танковых пулеметов. «Пропали», — думаю. И тут слышу, Данилыч подает команду: «Приказываю пробиваться назад!» Как это так назад? Куда назад, если в городе уже немцы? А он свое: «Пробиваться к Горелому лесу». Ну и началось. Бросились мы взводами, отделениями… через дворы, огороды. И что ты думаешь, пробились-таки. Немецкой пехоты на нашем пути не больно много было. Она, видно, хотела скорее захватить мосты и перебраться на тот берег…

Рассказывая, Митрич упомянул завод, на котором был сформирован отряд московских ополченцев. Наташа хорошо знала, что Хмелев тоже работал на этом заводе. «Значит, он пришел вместе с отрядом?» — думала Наташа.

— Филипп Дмитриевич, а Евгений Хмелев был в вашем отряде?

— Хмелев?.. Как же, как же, был. В третьей роте. Только не повезло ему, бедняге. Погиб. До каменного моста отходил вместе с нами, а как мы пошли на прорыв, через город, так я его уже не видел больше. Убили, наверное, парня.

— Нет, дедушка, его не убили. В плену он… Я сама видела, как его вели по городу.

— Вот оно как? А мы думали, что убит.

Помолчали немного. Потом Наташа спросила:

— Дедушка, а после того вы не пробовали переправиться на левый берег?

— Как не пробовали? Три раза пробовали, да ничего не получилось. К берегу и подступиться-то нельзя. Куда ни кинешься, всюду танки, пушки. Хотели разведчиков переправить на ту сторону, и то не получилось. Все дырки законопатили, сучьи сыны. Нигде не проскользнешь.

— И как же вы там живете, в этом лесу? У вас же, наверное, ни продуктов, ни теплых вещей?

— А вот так и живем. Первые дни плохо было, а потом, когда соединились с партизанами, легче стало.

«А я-то голову ломала… Надо сейчас же уходить отсюда… Напишу маме записку и уйду со стариком», — подумала Наташа и спросила:

— Вы когда идете назад, Филипп Дмитриевич?

— А вот обогреюсь у тебя малость — и в дорогу. Я ведь с утра по городу шатаюсь. Пора и назад.